открыл глаза). Остальных это тоже заставило взъерошиться и укутаться потеплее. И даже Хьюго запахнул свой плащ и обжал себя руками.

– Ух… – сказал он, пуская пар, – ну и холодрыга.

Действительно, утро выдалось по-зимнему морозным, и за ночь даже выпал легкий снег, запорошив собою все дороги и крыши домов. И теперь они шли по безлюдному снежному тротуару, оставляя за собой только ровно тянущиеся следы от ног и где-то между ними две узкие полосы от тележки. Но снег все еще падал, и вскоре он заметет и эти следы. И о том, что утром здесь кто-то шел, через пару часов уже никто не узнает – Лондон навсегда оставит это в «копилочке своих тайн»…

И пока они шли, Энди заметил краем глаза, как мистер О’Брайен и Хьюго (между делом и совсем не сговариваясь) достали вдруг по бутылочке с зельем и отпили оттуда по небольшому глотку. Очевидно, что это было зелье роста. Потому что в последний раз (насколько Энди мог знать) они принимали его еще перед тем, как отправиться в Ковент-Гарден, а с тех пор прошли уже почти целые сутки. Ну или, может, чуть меньше. Но наверняка они пили зелье всегда немного заранее, чтобы не стать неожиданно маленькими в самый неподходящий момент – где-нибудь на полпути и прямо на глазах у всех.

А тем временем они уже вышли из мелких подворотней на основную улицу и остановились в ожидании транспорта (а точнее, в ожидании такси, потому что автобусы до «Старой телеги» в такую рань, конечно же, не ходили). И, к счастью, ждать им пришлось недолго – как раз неподалеку в их сторону завернул один черный кэб. И завидев его, мистер О’Брайен тут же махнул ему рукой, и черный кэб (оказавшись свободным) остановился прямо напротив них.

– Доброе утро, – махнул ему таксист в ответ и сразу же вышел из машины, чтобы помочь с багажом. – Куда поедем?

– На запад от Лондона, – ответил мистер О’Брайен, – на крайнюю магистраль. – И он назвал примерные координаты: – По 4-й на 25-ю.

– Эм… хорошо, – согласился таксист, немного удивившись такому адресу. – А там куда?

– Думаю, разберемся на месте.

– Ну… ладно… как скажете, – пожал он плечами.

И они все вместе погрузились в машину. И хорошо, что в кэбах было довольно просторно и было даже место для таких громоздких багажей, как их тележка, хоть и поставить ее пришлось полубоком, внаклонку и постоянно придерживать потом на поворотах, чтобы оттуда ничего не свалилось. И в таком немного прижатом положении они проехали около часа. В пути таксист иногда посматривал на них, но отчего-то не решался спрашивать, куда они едут с таким необычным багажом. И наверняка для себя он решил, что это какие-нибудь дачники-садоводы, решившие с утра спозаранку (правда, странно, что в декабре) навести визит своим грядкам. Но у всех свои причуды, так что он тактично промолчал.

А когда они доехали до нужного места, историк только вежливо сказал: «Вот здесь, будьте так добры», и, свернув на обочину, они остановились посреди трассы. Где ни справа, ни слева вокруг них не было даже намеков на жилые строения. Была только прямая дорога, одинаково тянущаяся вдаль в оба направления, с одной стороны которой находилось заросшее поле с парочкой невзрачных технических строений (и то виднеющихся где-то вдалеке), а с другой стороны – ветви и прутья от густого непролазного леса и кустарников.

– Вы уверены? – еще раз спросил таксист, оглядываясь вокруг.

– Да-да, спасибо, – поспешно сказал мистер О’Брайен, и, расплатившись с ним, они вышли из машины.

Таксист еще раз посмотрел на них в зеркало заднего вида и, наверное, был все еще в смешанных чувствах, видя, что они высаживаются где-то посреди трассы, у леса, вдалеке от жилых строений, и опасался, возможно, за маленького мальчугана (хотя на вид у него все было в порядке). Но все-таки он решил, что это не его дело, и уже совсем скоро он тронулся с места и уехал прочь, подняв за собой только легкое морозное облако выхлопных газов.

И вокруг теперь, казалось, совсем не осталось ни души – только тихая безмолвная дорога и стоящий над ней неподвижный морозный воздух. И, может, только где-то вдалеке эхом раздалось одинокое карканье ворон, пронизывая собой сложившуюся утреннюю тишину.

– И куда дальше? – спросил мистер О’Брайен у Хьюго, оглядываясь по сторонам. – Ты помнишь?

– Да вроде здесь это было… – также неуверенно сказал Хьюго и посмотрел на крутой спуск с обочины на пути к непролазному лесу. – Правда, в прошлый раз я выезжал отсюда совсем затемно, так что… могу и ошибаться.

– Может, тогда лучше зажечь фонарь?.. Вроде у Патрика был там.

– Ну-у… да, хорошая идея, – прицыкнув согласился Хьюго и уже полез шебаршить рукой в тележке. – А то я свой еще в «Телеге» оставил, когда ехал до Лондона… Так-с, ну где он тут у него?.. – и Хьюго начал уже опять раздражаться (от такого количества ненужного хлама, попадающегося ему под руки). Но потом он все-таки нашел его: – Ага, ну вот он, – наконец сказал Хьюго и достал оттуда тот самый керосиновый фонарь, который они еще видели в уменьшенном виде во вместительном сундуке Э́бана ла Фа́ра.

– Эм… но ведь уже и так светло, – не совсем понял Энди, глядя на то, как Хьюго стряхивает с фонаря остатки пыли и грязи. – Зачем он нам? Без него же и так все видно…

– Ну, это не совсем обычный фонарь (как и любая другая вещь гномов), – пояснил историк. – Этот фонарь показывает путь до любой близлежащей базы гномов, которая есть в округе. А ближайшая точка у нас – это «Старая телега», и он должен вывести нас именно на нее.

Энди только еще раз посмотрел на фонарь, который с виду выглядел как обычный (и по нему вообще было сложно предположить что-то другое), и затем неуверенно спросил:

– Эм… хотите сказать, что это как компас?..

– Ну почти… – с натяжкой согласился мистер О’Брайен. – Фонарь все же точнее.

– И без него заблудиться – раз плюнуть, – подтвердил Хьюго. – Особенно в лесу.

И в следующую минуту Хьюго уже черканул походной спичкой (взятой оттуда же из сундучка) и зажег ею фонарь… Пламя стало потихоньку шириться и разрастаться. И свет вокруг лампы начал точно так же медленно увеличиваться и расходиться во все стороны. И не смотря на то, что на улице было уже достаточно светло, желтоватый свет был все еще виден, хотя уже и не так четко. И поначалу он расходился совершенно обычным образом,