научилась делать. Ну и вообще… всякое разное… И мне, прикинь, это даже нравится!

— Да ладно…

— Правда. Я всерьез стала подумывать, не пойти ли мне в медицинское училище.

— Ты ж артистка!

— Какая там артистка! Мне, кстати, Егор, первым сказал, что я ужасно выгляжу на сцене. Как-то так и подружились…

— Но ведь вы с ним встречаетесь… Я сама вас видела… несколько раз… а Шкапский сказал, что вы целовались… — на последнем слове Таня смешно сморщилась, и из глаз ее опять потекли слезы.

— А ты верь больше этому своему Шкафу. Не хотелось бы признаваться, но… в общем, чтобы ты поверила, я скажу… Я не только с Егором, я вообще в своей жизни еще ни с кем не целовалась.

— Не может быть… — проговорила Таня, в удивлении покачивая головой. — Ты же такая красивая…

— Я красивая? Да что во мне красивого? Я же как… гренадер… огромная… Вот ты — это совсем другое дело! Нежная такая…

— Нет… Я пигалица… худющая, а ты… как королева… ты…

— Ну вот что! — перебила ее Лора. — Не о том мы с тобой говорим! Этот твой Шкаф — большой мерзавец. Вот послушай! Никакие не сплетни! Это я сама видела собственными глазами! — И она рассказала о случае в универсаме.

— Не может быть… — Таня охнула, опять закрыв лицо руками.

— Не только может! Это так и есть! И ты, пожалуйста, кончай охать! Раз ты сейчас встречаешься с Валерой, поднапрягись! Может, он в чем-то прокололся? Может, сказал что-нибудь такое, что доказывает его участие в грабеже и вандализме? Может, ты видела у него что-то необычное, новое? Вспомни! Ну как там в детективах-то бывает… Может, краской он перепачкан был? Этой… из баллончика, которой граффити на стене делал? Может, еще что… Подумай!

— Нет! Нет! Нет!! — Таня изо всех сил качала головой. — Ну не мог Валера на такое пойти! Сама подумай, зачем ему это?!

— Во даешь! Да из-за тебя же! Чтобы Майорова упекли от тебя подальше и надолго!

— Да зачем это Валере, если я и так с ним?!!

Лора пристально посмотрела в лицо Николиной и тихо спросила:

— Послушай, Танька, неужели ты не чувствуешь, что Шкаф гад?! Чем он тебе глаза-то замазал? Неужели еще и целовалась с ним?

Таня некрасиво шмыгнула носом и ответила:

— Ничем не замазывал. Я с ним — Егору назло, раз он с тобой… И целовалась с ним… да… Тоже назло… Я же не знала, что между вами ничего нет… Шкапский такое… ужасное… рассказывал…

— Нет, вы посмотрите на нее! Шкапский ей рассказывал! — возмутилась Лора. — Да откуда ему знать-то? Как говорится, свечку над нами не держал!

— Но ведь Егор никогда даже не пытался как-то подойти ко мне… как-то опровергнуть!

— А зачем ему это надо? Может, он на тебе крест поставил как раз после того, как со Шкафом увидел. Уж Егор-то наверняка точно знает, что представляет собой этот твой Валера.

Танино лицо опять сморщилось, и Лора приготовилась переждать очередной приступ рыданий, но одноклассница Егора вдруг встрепенулась и вместо плача выдала совсем другое:

— Послушай! А ведь Валерка подарил мне калькулятор!

— Калькулятор? И что?

— Понимаешь, — торопливо начала Таня, — не так давно нам надо было что-то сосчитать на улице. У Валерки батарея села в мобильнике, а в моем телефоне вообще нет калькулятора. И вот недавно он приносит мне калькулятор. Говорит, что купил специально для меня. Принес без коробочки. Я еще спросила, где инструкция. А он сказал, что у себя в тумбочке забыл… ну… в спальне… потом принесет. Но так и не принес. Я больше и не спрашивала, потому что в калькуляторе и без инструкции нетрудно разобраться.

— Это уже кое-что! — обрадовалась Лора. — А он какой… ну… калькулятор? Может, на нем какие-то особые приметы: царапины там… или еще что…

— Ну… я уж очень внимательно-то не рассматривала. Как-то ни к чему было. Кажется абсолютно новым.

— Ты все-таки рассмотри получше!

— Конечно! А еще… — Таня болезненно скривилась. — А еще он мне зеркало подарил… такое интересное… на длинной ручке… Мне теперь все его подарки подозрительными кажутся.

— Нет, зеркало вряд ли имеет отношение к детскому саду, — с сомнением произнесла Лора. — Зачем маленьким детям зеркало? Еще разобьют, порежутся… А вот калькулятор… знаешь, Таня, давай-ка я завтра приду к вам в интернат, и мы с тобой вместе предъявим его вашей Нине Михайловне. Пусть отнесет в милицию. Вдруг он все же из детского сада! Конечно, можно было бы и самим в милицию сходить, но взрослым людям, думаю, веры больше будет.

— Конечно! — Таня обрадованно закивала. — Я его принесу! Мы с тобой обязательно поможем Егору!

Глава 7

Я буду ждать тебя, сколько смогу

Львов невозможно заставить сделать что-то против их воли. На своем же желании они всегда умеют настоять.

Лора рыдала на кухне собственной квартиры. Она так давно сдерживала подступающие слезы, что воплям и стенаниям теперь предавалась в охотку, с большим наслаждением. Для полноты ощущений она резким движением смахнула со стола свою любимую чашку с розой. Та отлетела к стене, ударилась об нее, раскололась надвое, и два уродливых осколка с жалобным звяканьем упали на пол. Вслед за чашкой на пол полетела сахарница. Она была сделана из толстого фаянса, а потому не разбилась, только по всей кухне рассыпались мелкие белые кристаллики песка. Лора поймала себя на том, что ей очень хочется сокрушить все не только на кухне, но и во всем мире, что в общем-то абсолютно бесполезно. Со всем миром ей не справиться, а за разбой на кухне надо будет отвечать перед мамой, как придется ответить за детский сад Валере Шкафу. Калькулятор действительно оказался оттуда. Мало того, зеркало на ручке, оправленное в перламутрово-розовый пластик, тоже оказалось из эксклюзивного детского набора «Парикмахерская маленькой принцессы», который детскому саду совсем недавно подарили спонсоры из какой-то навороченной фирмы. Все уладилось у Егора. Все уладилось у Тани. То есть у них обоих все уладилось. Все нити интриг, заплетенные Шкафом, были окончательно распутаны. Влюбленные объяснились и воссоединились. Лора осталась ни при чем. Она, конечно, заходила иногда к Марии Антоновне, но на здоровье женщины таким замечательным образом подействовало полное оправдание сына, что она даже в уколах перестала нуждаться так остро.

Егор смотрел на Лору виновато, но ничего не говорил. Она и сама понимала, что теперь в его доме лишняя. Майоров не мог отдать ей денежный долг, влюбиться в нее тоже не смог, а потому она являлась для него