— Лёша, — я тронула Темногорского за руку, — можно мы уйдём отсюда? Пожалуйста.

Я произнесла эту просьбу раньше, чем осознала, что вообще делаю. Господи Великий, он ведь тоже слушал Сосновского! Да надо ему больно, дочь воровки защищать?!

Ну и пусть! В десять! В десять лет у мамы убили родителей, а потом месяц насиловали!.. Боже, как она это пережила?! Где была полиция?! Где?!

Лисёнок, о котором я успела позабыть, прыгнул мне на руки, прижимаясь. Сегодня он подрабатывал моим личным спасителем.

— Подожди в коридоре, Сирин, — тоном, не терпящим возражений, приказал Темногорский, — думаю, у следователя, кроме прошлого твоей матери, нет ни улик, ни толкового обвинения. Я перекинусь с ним парой слов и заберу тебя.

Ох, перекошенное лицо Сосновского стало бальзамом для моей души. Он всё-таки опасался нашего директора, раз позволил ему командовать. Поднявшись на цыпочки, я вместе с лисёнком покинула кабинет. За дверью уже переминался с ноги на ногу недавний полицейский с моими туфлями. Обувшись, я устроилась на лавке и прикрыла глаза.

Темногорский управился быстро. Судя по солнцу, я провела в отделении не больше трёх-четырёх часов.

— Ты полна сюпризов, птица Сирин, — усмехнулся он, предлагая мне локоть. Взялась за него, но только из слабости! Хорошо хоть, в театр я не красилась и причёску делала скромную — иначе страшно представить, каким бы пугалом я предстала перед директором!..

— Вы тоже, господин Темногорский, — буркнула в отместку, — ведёте себя как типичный повеса, а оказалось, вы герой!

— Я герой!.. — передразнил он, дурачась. По сравнению с ним, затянутым в расшитый мифическими змеями пиджак, по сравнению с его статью, широкими плечами и улыбкой языческого бога, я, наверное, смотрелась убого. То-то молоденькие барышни на нашем пути, оценив меня, закатили глаза, и принялись вовсю кокетничать. Защебетали, веером по декольте заводили — фи, какая пошлость!..

— Я вернулся с войны, — признался он вдруг, — об этом мало пишут в газетах, но хорасаны постоянно проверяют наши границы на прочность. После мести за Эш-Арен Верданский уехал в столицу, в мирную жизнь, а я… я не смог. Война стала смыслом. Сейчас я должен начать заново. Адаптироваться. Разобраться с вашим театром, раз я герой, упырь раздери!.. — Он посмотрел на меня и продолжил уже вкрадчиво:

— Хм, а мне понравилось, как ты произнесла моё имя у Сосновского. С другой стороны, я хочу остаться для тебя "господином". Можно даже без фамилии, главное, с покорностью и придыханием. Что скажешь, м?..

Я прониклась его речью о войне?.. Забудьте! Темногорский — это Темногорский, фирменная зараза!

— Лёша, — сурово и серьёзно отчеканила я… и сообразила, что попалась на банальную провокацию! Его решительно невозможно пожалеть!

— Да, Сирин?..

Пряди волос упали ему на глаза, подчёркивая хулиганский взгляд. Щёки у меня вспыхнули.

— Убийство! — выпалила я. — Прасковью ведь убили, правда?.. Меня не отпускает мысль, что её убили из-за злой шутки с кабинетом! Кстати! — я сощурилась. — А почему Сосновский так легко меня отпустил?!

Темногорский свистнул лисёнку и повёл меня к ярмарочным рядам. Ой, каким образом мы попали на вытоптанное поле для торгов?.. Насколько я знала, такие площадки располагались ближе к окраине столицы. Полицейский отдел, видимо, был на немалом расстоянии от Юлианского театра!

— У военных чинов есть свои привилегии, особенно у награждённых орденом первой степени. Как военный следователь по образованию, я могу вмешаться в гражданские дела. Сосновский ниже по рангу, поэтому под мою ответственность тебе отпустили. Но если ты убила Беренику и Прасковью, это, разумеется, поставит пятно на мою репутацию.

— Я никого не убивала!

— Я в курсе. Сосновский тоже. Он навёл справки в Ладанье, опросив ваших соседей. Сегодня же утром тебя видел мой лакей — во дворце Верданских. Примерно в районе десяти, когда подглядывал в окна столовой.

— Спасибо за цветы, они чудесные, — уже ничему не удивляясь, поблагодарила я.

Темногорский на миг накрыл ладонью мои пальцы. Хорошо, Ник был прав, я слепая и наивная. Но почему ошиблась Юлиана?..

— Купить тебе что-нибудь? — директор указал на ярмарочные шатры. — Говорят, на рынках в Руссе много диковинок. Юлиана обожает подобные места. Раньше она наряжалась в служанку и искала редкие булавки, заколки и прочую мелочь. Только с ней ходил Дар, а не я.

Просить денег у Темногорского я не собиралась, но столичный рынок!.. Несмотря на обилие мутных личностей и товаров, он был намного чище и опрятнее рынка в Ладанье! Мы влились в шумную толпу торговок и лавок… Вернее, попытались.

Потому что Темногорский со своим ростом и дорогой одеждой вызывал недюжее внимание и рост цен! Вряд ли столичные платки и заколки стоили в пять раз дороже, чем в Ладанье! Стоящих вещий было немало, но каждый раз меня душила жаба. Платить "налог на Темногорского" я отказывалась, а мой спутник равнодушно пожимал плечами. Хочешь — купим, вот и весь сказ.

Р-р-р!

Оставив Темногорского у чайной лавки, я нашла себе белый шёлковый платок за вменяемую цену, а на остаток взяла два вишнёвых штруделя с лотка. Не захочет "его директорское высочество" — съем сама!..

Так, а откуда шум?.. Уж не со стороны ли чайной лавки?..

23

Проклиная себя на все лады, я бросилась сквозь толпу. Старая как мир история — местное ворьё нацелилось на Темногорского. Сначала попытались стащить кошель, а когда паренька поймали за руку, подтянулись старшие "братья".

С дубинами.

Хуже всего, что директор не понимал опасности. Он держался вольготно и нагло, этим ещё больше раззадоривая голытьбу. Проскользнув к нему, я завопила:

— А ну разошлись, я стражу позвала! Господин, пойдёмте быстрее подобру-поздорову, — под конец я уже шипела, пихая Темногорского в бок. Тот только бровь выгнул, калека потенциальная!

— Оксь, кака баба! — щербато оскалился ближайший мужик и протянул ко мне лапы. Ой, Сена, ты тоже ума кладезь — надо было на самом деле за стражниками бежать! Я юркнула за Темногорского — и в руках мужика осталась моя шпилька. Судя по локонам, упавшим на плечи — последняя. — Ы-ы-ы, красивая!

— Мне самому нравится, — хмыкнул Темногорский, — всё в порядке, Сена.