оценит «национальную экономику» Листа и решительно предпочтет её космополитичной политэкономии Смита, Милля, Рикардо. Желая познакомить россиян с основными моментами суждений Листа, он в 1889 году издал брошюру о нём и его теории. Это было второе издание с красноречивым подзаголовком «К вопросу о национализме». В этом издании Витте очень принципиально заявлял: «Мы совершили бы преступление, жертвуя ближайшими и национальными нуждами ради отдаленных и гипотетических интересов человечества».

Этой публикацией Витте прямо участвовал в общероссийских поисках ответа на нелегкий и всё ещё спорный вопрос – можно ли быстро превращать громадную аграрную страну в сильное промышленно развитое государство? Он заявлял, что пример Германии подтверждает такую возможность, но для успешных действий необходимо центральное государственное регулирование всего хозяйства.

Развивая эту мысль, наш «русский» Бисмарк (С. Ю. Витте!) заявил, что уже на стыке девяностых годов страна была готова перейти на золотой стандарт, потому что на эти годы удачно пришлись сразу несколько важнейших факторов, а именно: бурный прирост населения, увеличение производства хлеба (с 263 миллионов четвертей до 332 миллионов), рост экспорта (с 656,4 миллиона до 667,3 миллиона рублей) и рост сети железных дорог (с 21 195 до 34 500 верст) и был в целом большой прирост производства, так, если в начале 1890-х годов ежегодно утверждалось около 12 уставов новых акционерных обществ, то в конце 1890-х годов – свыше четырехсот.

При участии иностранных капиталов с нуля создали трубопрокатную промышленность, крепко встала на ноги горно-металлургическая индустрия. И уже просматривался курс на постепенное настойчивое избавление от большого иностранного присутствия в экономике. Так мыслил Витте.

Протекционистская политика включала многое – от торговых тарифов до сети дорог, до банковской системы и даже до образования. И, кстати, вполне вероятно, что Менделеев, если б он сейчас был жив, то объяснял бы сегодняшний глубокий провал русского образования и науки как раз отсутствием протекционистской торгово-промышленной политики. Он припомнил бы, что, например, США, защищая своё молодое хозяйство, протекционистски действовали целых 150 лет!

«Госкапитализм в России был и остается, пожалуй, единственным способом при переходе общества из одного экономического состояния в другое, чтобы избежать перерастания тлеющего социального конфликта в открытый социальный коллапс» Об этом, вполне согласно со своими экономистами, мыслил и император Александр III.

Полемизируя со сторонниками английской экономической модели «открытых дверей», российские «александровские» экономисты нередко прибегали к аргументации как весьма масштабной (общероссийской), так и к аргументации использования «одного конкретного рубля». Может быть, наиболее предметно хотел рассуждать Витте. Он заявлял, что «из рубля уплачиваемое за изделие предприятие учрежденного хотя бы и при посредстве иностранного капитала приблизительно от 20 до 40 копеек должны остаться русскому рабочему, затем значительная часть пойдет на оплату сырья и вспомогательных материалов, и только от трех до десяти копеек придутся на прибыль самого предпринимателя.

При уплате же за товар, привозимый из-за границы, весь рубль уйдет из России, и ни производитель сырья – ни производитель топлива, ни, наконец, рабочий не получит ни копейки».

Мы не можем сказать, насколько искренни и точны эти цифры, но в своё время Витте смело выносил их на полемическую арену, и это позволяет предполагать, что их объективность, по крайней мере, значительна. И император был вполне согласен с основными мыслями своих сторонников-экономистов.

И в 1881 году с его приходом к власти он сразу заявил о себе как об убежденном стороннике протекционистской политики, и поворот в таможенном регулировании стал неизбежным.

И в последующие годы и даже десятилетия ставки тарифов пересматривались почти ежегодно, и каждый раз они возрастали. Как оценивали это в Европе?

Там четко поняли, что эпоха широко распахнутых для них дверей в хозяйстве России безвозвратно закончилась. А ведущие европейские экономисты признавали, что российский таможенный тариф по европейской торговле, утвержденный императором 11 июня 1891 года, является своего рода образцовым творением государственного попечительства о национальном труде в протекционистском направлении.

Для государственно мыслящих ученых-экономистов во второй половине XIX столетия протекционистская политика была явлением совершенно естественным и разумно неизбежным. Витте разъяснял эту объективную естественность очень доходчиво и просто: «Чтобы правильно судить о значении протекционизма и свободы торговли, надо рассматривать вопрос не вне времени и пространства, а применительно к условиям, в каких живет каждая страна… Свобода торговли – это для России идеал, к которому мы должны идти суровым протекционистским режимом». И этот режим и становился очень суровым, ведь если в семидесятых годах средняя ставка наших таможенных тарифов равнялась примерно 13 процентам, то после введения тарифа 1891 года она составила 31 процент!

Император мог гордиться тем, что его Министр финансов называет яркие подлинные цифры экономического продвижения России. В 1890-е годы обрабатывающая промышленность страны насчитывала более 30 тысяч заводов и фабрик. Выплавка чугуна поднялась до 35 миллионов пудов, а к 1897 году достигла и 114 миллионов пудов. А через всего один год этот показатель составил уже и 134 миллиона пудов!

Витте стремился искать государственную выгоду повсюду. Для этого он ввел косвенные налоги на предметы первой необходимости, и это приносило в среднем до ста миллионов рублей ежегодно.

Он же настоял на введении питейной монополии, и это дало новый приток средств в казну. И в руках государства сосредотачивалась громадная часть всего российского дохода. Возросло ли от этого благосостояние народа? Полагаем, что оно понизилось, ведь косвенные налоги всё равно изымали денежки из народного кармана. Но, очевидно, для перевода страны на капиталистические рельсы это было явлением неизбежным. Получается, что самодержавная империя активно и мощно строила капиталистическое общество?

Именно так. Это была решительная попытка насаждения капитализма сверху, но с желанием сохранить и прежнюю сословность общества, и привилегии дворянства. Современные ученые нередко называют все эти сложные действия «Имперской индустриализацией». Это напоминает японский путь модернизации, но, разумеется, с российскими особенностями.

Что получилось в результате таких огромных и очень жестких усилий? Мы полагаем, что получался своеобразный государственный русский капитализм.

Многие специалисты говорят, что александровская модель весьма напоминает сталинскую – такой же форсированный марш к индустриализации за счет сурово притесняемого аграрного сектора. Не станем называть целый ряд и принципиально и фактических глубоких различий этих модернизационных явлений, но скажем, что для аграрной страны этот путь был, увы, естественен.

Иностранные инвестиции играли громадную роль, мирная передышка имела величайшее значение, но ещё большую значимость имел широчайший русский экспорт товарного зерна. В конце XIX и начале XX веков Россия стала мировым лидером по производству товарного зерна. На мировые рынки она поставляла больше половины всей ржи, пятую часть пшеницы, треть ячменя и четверть всего мирового овса. И это была очень напряженная