– И что дальше?

– Каким-то образом они узнали, что я звонила на ненастоящий номер. Не иммиграционной службы. Поэтому сегодня после школы Кэрри пробралась в школьный офис, набрала правильный номер и рассказала, что по вашему адресу нелегально живет иностранка. Кэрри не хотела, чтобы ее отследили по айфону, поэтому воспользовалась школьным телефоном.

– Что? Как ты узнала об этом?

– От Дженни. Дженни глупая, и ее легко подкупить.

– И чем ты ее подкупила?

– Обещанием, что приглашу на прослушивание в «Топ-модель по-американски: тинейджеры».

– О боже, как Миа Райлс! Та ненормальная из «Ютьюба»… – Роуз на секунду замолчала. – А ты сможешь?

– Конечно, нет.

– И что все это значит?

– Это значит, что агенты из миграционной службы могут появиться здесь в любую минуту.

– Бог мой, нужно найти Марисоль! – Сердце Роуз ушло в пятки. Она с опаской огляделась, потом вылетела из оранжереи и бросилась по лестнице в свою спальню.

Она прибежала, запыхавшись.

– Марисоль!

– А?

– Марисоль, тут становится опасно. Ты должна пойти со мной.

– Почему?

– Они знают, что ты здесь. Люди из ICE.

– Нет!

– Марисоль, я могу тебя спрятать.

– Где?

– Сейчас это слишком трудно объяснить, но там тебе ничто не грозит. Это самое безопасное место. Клянусь своей жизнью!

Она схватила Марисоль за руку и потянула за собой.

В тот самый момент, когда они были у края лестницы, в дверь позвонили.

– Кто мог явиться так поздно ночью? – возмутилась Бетти.

Роуз замерла. Они с Марисоль стояли на верхней ступеньке, готовые вот-вот спуститься. Раздались шаги Розалинды и Бетти, которая помогала ей с лестничным лифтом. Дверь открылась.

Послышался глубокий мужской голос:

– Извините, что беспокою вас, дамы. Я – агент Соукер из миграционно-таможенной службы. Насколько нам известно, у вас проживает нелегальная иммигрантка по имени Марисоль Хуанита Эстебан.

– Что? – прохрипел бабушкин голос.

– Марисоль Хуанита Эстебан, – повторил агент.

– Я не знаю никого с таким именем. Ни здесь, ни где-либо еще.

– Это точно?

– Да, точно. Так же, как и то, что мне очень нужно в туалет, а я не хочу намочить эти подгузники, ведь сиделка сменила их всего час назад.

Роуз и Марисоль посмотрели друг на друга и чуть не рассмеялись вслух.

– Ох, – сказал агент ICE.

– Ох! И не говорите! Вы подождите, молодой человек, когда-нибудь и вам исполнится восемьдесят восемь лет, и ваш мочевой пузырь начнет протекать как старая консервная банка. Да, вот уж точно, восьмидесятивосьмилетний мочевой пузырь – это не шутки!

– Сожалею, что побеспокоил вас, мэм.

– Я – тоже! – фыркнула Розалинда. Марисоль вздохнула с облегчением.

– Это еще не конец. Иди за мной, – сказала Роуз, все еще держа Марисоль за руку. – Спустимся по задней лестнице в оранжерею.

Три минуты спустя они стояли перед привитой дамасской розой. Роуз мгновенно зажмурилась и глубоко вдохнула:

– Ладно, Марисоль, я собираюсь рассказать тебе одну очень-очень странную вещь.

Марисоль кивнула.

– Нас связывает кое-что особенное, нечто общее.

– Наша дружба, Роуз.

– В общем – да, но есть еще кое-что. – Она на секунду замолчала. – Видишь ли, Марисоль, мы обе – мигрантки.

– Я не понимаю.

– Марисоль, ты эмигрировала из страны, а я мигрирую во времени.

– Что? Роуз, ты родилась здесь, в этой стране. Что значит «мигрируешь во времени»?

– Я родилась здесь, все правильно. Но мой отец живет в другом времени.

Марисоль нахмурила брови:

– Как это – в другом времени?

– Ты знаешь, что моя мама погибла прошлым летом в автокатастрофе? Она тоже родилась тут. Если бы она выжила, ей было бы сорок девять. Но мой папа – это другая история.

– Что за история, Роуз?

– Отец родился в 1504 году.

Марисоль покачала головой:

– Это невозможно! Ему было бы больше пятисот лет.

– Но это не так. Видишь ли, в этом и странность. Он не здесь. И ему около пятидесяти. У него все хорошо, более чем хорошо. Он – золотых дел мастер при королевском дворе.

– Королевском дворе?

– Да, при английском дворе. Сейчас там, в его Англии, правит королева Мария, дочь Генриха Восьмого.

– И ты встретила там своего пятисотлетнего отца?

– Ему не пятьсот. Ему пятьдесят, и да, я с ним виделась.

– Как?

– Я же сказала: путешествую во времени, как и мама с бабушкой.

– Розалинда? – Марисоль тихонько забормотала по-испански, затем подняла голову. – Значит, ты туда перемещаешься?

Роуз кивнула.

– Как?

– Прохожу через эту оранжерею.

– Как через границу?

– Вроде того, но не совсем. Я могу отправить тебя туда и спрятать. И никто тебя ни за что не найдет. Никто.

– Тогда мама тоже не сможет меня найти, как и я – ее.

– Но ты будешь в безопасности.

Марисоль отвернулась от Роуз.

– Нет! Нет, Роуз. Я не пойду.

– Пожалуйста, Марисоль!

– Нет, я же сказала. Я останусь здесь, – топнула она.

Роуз посмотрела на Марисоль и поняла, что никак не сможет убедить ее уйти.

Роуз вздохнула:

– Ладно, иди спать.

Марисоль повернулась было, чтобы уйти, но затем улыбнулась Роуз:

– Dios bendiga la vejiga débil de tu abuela.

– Что это значит?

– Боже, благослови слабый мочевой пузырь твоей бабушки.

Роуз бросилась к Марисоль и обняла ее.

* * *

«Ночь, – думала Брианна, – становится одиноким временем, когда звезды не светят». Сегодня на озере Мариан никто не катался на коньках. Ни костров, ни санок. Но лед был еще твердый. Она зашнуровала коньки и заскользила по озеру. Хотелось подумать. Когда Брианна рассказала Роуз, что приедут агенты, то поняла, что это большой шаг. Впервые в жизни она сделала что-то хорошее не для себя, а для кого-то другого. Она рискнула по-новому: не как с двойным акселем в катании, не так, как обычно рискуют популярные девчонки в школах, а ради чего-то совершенно другого. Она чувствовала себя лучше, чем раньше, но не стала от этого счастливой. Брианна до сих пор ощущала глубокий стыд за то, что делала и кем была в прошлом. Она взяла на себя всю вину за сломанную лодыжку Джо. Ее больше не волновали ни медали, ни возможное участие в чемпионате штата, ни национальные, ни Олимпийские игры. Все это больше не имело значения. Но ей все равно было так болезненно одиноко. Она чувствовала себя погруженной в океан одиночества. Ее подхватило течение, из которого можно и не выбраться. Но она не боялась, чувствовала себя спокойно и лишь продолжала шептать себе: «Я кому-то помогла. Я помогла им». Она запрокинула голову к зыбкой ночи. Никаких звезд. Ничего.