— «Как известно, все давно говорят: понедельник — день бездельник! Так я придумал продолжение: вторник — день повторник; среда — день приключений; четверг — чёрный день; пятница — проклятница; суббота — день надежд, а воскресенье — разочарований!».

В первый же день выяснилось, что в их классе произошли изменения — по неизвестным всем причинам из состава учеников их десятого «Б» выбыли Толя Исаев и Серёжа Степанов, из-за чего Платон стал самым высоким в классе, для которого этот год стал особым.

В СССР этот учебный год стал переходным от 11-летнего к 10-летнему образованию. Поэтому по его итогу было сразу два выпуска — одиннадцатиклассников и десятиклассников. И до этого советская школа периодически подвергалась реформированию. Но в данном случае это коснулось и Платона Кочета. И если с выпускными экзаменами никаких новых проблем не предполагалось, то с поступлением в ВУЗ они возникали. Ведь в любом случае конкурс в них теперь автоматически возрастал в среднем в два раза, и проходной бал становился выше.

И это десятиклассники понимали. Поэтому им нужно было не только готовиться к выпускным экзаменам в школе, но и пополнять багаж своих знаний для последующей при поступлении в ВУЗ конкуренции с одиннадцатиклассниками.

Но в самые первые сентябрьские дни в классе Платона ещё царило каникулярное благодушие. Однако с понедельника 6 сентября практически все ученики уже взялись за дело. Платон заметил, как за лето все они подросли, окрепли телом, возмужали и повзрослели, стали серьёзней и целеустремлённей. Разница в росте и габаритах между ним и его одноклассниками заметно уменьшилась. Возможно, уменьшилась такая разница и в интеллектуальном и психологическом плане. Стало меньше пустых и ради красного словца разговоров. Да и сам он в принципе настроился в учёбе на самый серьёзный лад.

И у детей Кочетов начались их трудовые учебные будни. Платон, привыкший новую жизнь начинать с понедельника, а в новой тетради с первого листа всегда начинать писать аккуратно, хотел сразу бурно стартовать в учёбе, даже отложив, хотя бы на время, все свои игры и увлечения. Взамен этого Платон и Настя стали дома играть в новую интеллектуальную игру. Они брали по тому Энциклопедического словаря, открывали первую попавшуюся страницу, и друг другу наобум называли номер абзаца, по-возможности отвечая, что прочитанное другим слово означает, после чего зачитывали друг другу его истинное значение. Получалось и игра и, повышающее их знания, обучение.

Но больше всего Кочет, конечно, любил футбол, с первых дней сентября позволяя себе хоть изредка участвовать в дворовых баталиях. А его одноклассник футболист Коля Алдашкин напомнил Платону о его обещании.

Платон, конечно, не забыл, что обещал с нового учебного года прийти на тренировки юношеской команды реутовского футбольного клуба. Но времени из-за поездок в воскресенья на участок, а в будни к Гавриловым, у него пока не было. А сказать однокласснику, что он днём часто ездит к сыну, Платон ещё не решался, пока отделываясь придумкой, что якобы недавно летом получил травму. Но он с интересом слушал рассказы Коли об их команде, играх и тренировках.

— «Платон! Мы тут недавно ездили на игру в Томилино, там такое шикарное ровное поле с изумрудной травой! Играть на нём было одно удовольствие!» — как-то делился Алдашкин с Кочетом, искренне сожалевшим о невозможности начать заниматься в настоящей футбольной команде.

Но чаще, болевший за «Торпедо» Коля, обсуждал с Платоном игры чемпионат СССР по футболу, смакуя и даже иной раз, воспроизводя красивые голы.

С первых же дней сентября, второй год ходившие на штангу друзья Платона Боря Быков и Вова Лазаренко, тоже уже почувствовали свою возросшую силу. И как-то после физкультуры Володя предложил Платону померяться ею на руках.

— «Ну, ну! Попробуй!» — скептически посмотрел Сталев на ставшую заметно мускулистей руку Лазаренко.

И они сели за парту напротив друг друга. А вокруг собралось немало болельщиков, включая некоторых девочек. И состязание началось. Платон сразу почувствовал сильное сопротивление соперника, став с ним тягаться уже в полную силу. И когда он стал уже побеждать Володю, тот неожиданно прибавил, возвратив кисть Платона почти в исходное положение. Некоторые ученики, болевшие за Лазаренко, уже было воспряли духом, но в этот момент Кочет вложил в нажим всю свою оставшуюся силу и неиспользованную энергию, включив и мышцы спины, и чуть на себя начав склонять руку соперника к парте. И в этот момент неожиданно раздался громкий, словно выстрел, звук. И крупный кусок светло-коричневого сиденья парты с шлейфом пыли и опилок резко отлетел вместе с державшейся за него левой рукой Лазаренко, а сам он вместе со своей правой рукой оказался прижатым к парте Кочетом.

— «Ну, ты, Платон, и зверь! Я сначала боролся честно, как и ты! Но потом был вынужден тайком схватиться внизу за сиденье парты, чтобы подключить и мышцы спины! А она у нас, штангистов, накачена хорошо! Но ты всё равно победил!? Ну, ты и силач! Сашка прав был, что это бесполезно! Ты намного сильнее, чем можешь показаться с виду!? Просто танк какой-то!» — услышал Платон в свой адрес от друга, почувствовав, как сильно заболело запястье его правой руки.

— Это наверно от быстрого снятия нагрузки на неё? — не без основания молча предположил победитель, вспомнив, что такое с ним уже когда-то происходило.

— Надо будет этот медицинский вопрос как-нибудь изучить! — решил он просветиться и в области спортивной медицины.

С этого года его класс стал изучать и логарифмическую линейку, для чего надо было всем их купить и принести их на урок. Но Платон взял старую логарифмическую линейку отца, произведённую ещё в 1927 году.

Его она интересовала давно, ещё в раннем детстве в Москве, и он играл с нею, раньше научившись на ней умножать и делить.

А когда учитель математики Владимир Владимирович стал объяснять взятие на них логарифмов, Платон с ужасом обнаружил, что на его старой линейке это не получается. Его даже поначалу бросило в жар. Но он взял себя в руки и быстро разобрался. Оказалось, что на его линейке движок нужно было двигать в противоположном направлении.

А когда зоркий математик ещё издали увидел, что Кочет не в ту сторону передвигает движок линейки, то чуть ли не в гневе устремился к бестолковому.

Но Платон опередил его:

— «Владимир Владимирович! А у меня старая линейка, ещё двадцать седьмого года выпуска! На ней оказывается надо двигать наоборот!».

Петров с интересом взял линейку Кочета в руки и проверил его вывод.

— «Да, действительно! Но вы уже разобрались!?» — уже с доброжелательной улыбкой взглянул он на