Лыков наклонился к нему, словно собираясь что-то сказать, но затем будто передумал. Оттолкнулся ладонями от стола, поднялся.

— Ну и как же все-таки? — настаивал Мещерский.

— А никак, — ответил Лыков. — Никак, понял? И вообще, я что-то не врубился, Сергун, чего ты сюда ко мне вдруг приперся?

— Посоветоваться с тобой, сумным человеком.

— А, ну вот и посоветовался, — Лыков тяжело хлопнул его по плечу.

Он вышел из бара, оставив Мещерского одного в пустом зале.

Дениса Малявина Колосов отпустил. Законных оснований для его задержания не было. Да и особой пользы Никита в этом шаге теперь не видел. Теоретически Малявин имел возможность убить Филологову. Ведь показания дежурной по переезду можно было истолковать совершенно противоположно тому, как он сам объяснял свое появление на переезде почти сразу после убийства. Но, кроме этого, против него пока ничего не было. Не имелось и какого-то мало-мальски приемлемого мотива. А уж смерть отца Дмитрия и вообще повисала тогда глухим, темным висяком.

Однако все-таки из этой встречи Никита вынес для себя кое-что очень важное. И это важное еще предстояло хорошенько осмыслить.

Фирму на Рязанском шоссе, поставляющую оборудование для профессионального кладоискательства, они с Кулешовым посетили в тот же день. Фирма снимала небольшое помещение в новом супермаркете для путешествующих автомобилистов. На поверку она оказалась нечем иным, как дорогой барахолкой. Здесь продавались импортные и отечественные покрышки, диски для колес, штампованные и литые, спортивные тренажеры, лыжи, скейтборды, костюмы для подводного плавания, даже охранные системы.

Компьютеризированных металлонскателей и биорамок в продаже и на стендах не было. Пришлось долго разбираться, толочь воду в ступе с менеджером, проверяя на искренность показания Малявина.

Однако постепенно все разъяснилось. Уразумев наконец, что приехали не из налоговой инспекции, а из уголовного розыска, менеджер «вспомнил», что металлоискатель и биорамка были действительно предварительной заказаны и оплачены в одном из столичных офисов фирмы. А сюда, в филиал на Рязанское шоссе, заказ был доставлен по желанию заказчика. Только вот, судя по платежным документам, металлоискатель и заказывал, и оплачивал непосредственно Денис Григорьевич Малявин собственной персоной (менеджер даже описал его визуально) а вовсе не Салтыков.

После обеда Никита должен был вернуться в главк. Но по дороге решил снова посетить Лесное. Он уже вполне прилично ориентировался в здешних местах и воспользовался той дорогой, которой шел отец Дмитрий от автобусной остановки. Он проехал мимо места, где было обнаружено его тело, и примерно через полкилометра свернул в направлении усадьбы.

Окрестности и тут были уже знакомы: вдали замаячила церковная колокольня, справа на склоне холма замелькали дачи. Дорога вильнула по склону вверх, и Никита увидел Тутыши как на ладони: домишки, огороды, палисадники, сады, бани, заборы, уборные-скворечники. Он увидел и дом старика Захарова, а затем в стороне от торного пути в хвойном бору и дачу доктора Волкова за высоким забором. Проехал дальше, и за холмистыми уютными Тутышами открылась дальняя панорама Лесного: парк, здания, пруды.

После Тутышей дорога из асфальтовой стала грунтовой. И по ней, матушке, раскисшей от осенних дождей, ехать было то еще удовольствие. Мотор колосовской «девятки» после летучего ремонта ревел как турбина, но силы четырехколесного друга уже были далеко не те, что прежде.

Проехав еще Метров двести, Никита остановился. Вышел, закурил. Его и усадьбу теперь разделяли только пруды: малый и большой (позже он узнал, что зовется он Царским). На берегу он увидел небольшое одноэтажное строение — это был павильон «Зима». Вокруг него суетились рабочие.

Чуть дальше на берегу пруда тоже кипела стройка. Никита видел, как работяги что-то копают, носят куда-то землю на носилках — ссыпают, насыпают. Было слышно, как там, на берегу мерно гудит мощный насос, откачивающий воду.

Никита курил и. наблюдал за тем, что делается на территории усадьбы. Судя по всему, на этом участке осушали почву, откачивая насосами из грунта лишнюю влагу. Никита снова вспомнил металлоискатель и тот чистый хрустальный звон, который издал он, отреагировав на золотое обручальное кольцо Кулешова. Сзади на дороге послышался шум машины. Кто-то подъехал и остановился, заглушив мотор.

Никита обернулся: из белой «волги», замершей, на обочине пустынной дороги, вышел Михаил Платонович Волков. Кого-кого, а увидеть его здесь и сейчас Никита никак не ожидал.

— А я из окна наверху увидел вашу машину. Здравствуйте, — поздоровался Волков, хлопая дверью «Волги» и подходя. — Я решил догнать вас. Ужасные события… Я потрясен убийством Натальи Павловны.

— Вы были с ней знакомы? В прошлый раз вы об этом не упоминали, — заметил Никита.

— Я просто тогда не придал этому значения. Вы ведь в основном спрашивали меня про отца-Дмитрия. Кстати, он нас с Натальей Павловной Филологовой и ее коллегой Журавлевой Долорес Дмитриевной и познакомил. Это было летом на Троицу. Есть, знаете ли, особенная прелесть в том, чтобы побывать в такой вот престольный праздник в маленьком тихом храме, в глубинке. Березки на алтаре, свежая трава на полу… Мы все были лишены этого в детстве, и вот теперь уже в зрелом возрасте приходится приобщаться к утраченному. Но я спешил за вами совсем не затем, чтобы донимать вас этими лирическими отступлениями, — Волков своими темными проницательными глазами взглянул на Колосова, словно оценивая его способность понимать и слушать. — Помните, вы спрашивали меня о парнишке, которого я видел в тот роковой день вместе с отцом Дмитрием? Так вот, на днях я снова увидел его — в Воздвиженском. Он ехал на стареньком «Москвиче». Я навел справки. Его зовут Алексей, он работает в Лесном у Салтыкова. Очень красивый юноша, чистый ангелок.

— В прошлый раз вы, Михаил Платонович, не упоминали, что и Салтыков вам известен, — сказал Никита. И тоже смерил Волкова взглядом. В то, что этот врач-психиатр «навел справки», он отчего-то сейчас не верил. В тот первый раз допускал, что Волков и правда не знает имени молодого спутника отца Дмитрия, а вот сейчас, здесь, на фоне Лесного, — нет, хоть убей. И то, что Волков стал гораздо откровеннее в своих показаниях не после первого убийства, а только после второго, его сразу и сильно насторожило.

Вообще после появления на сцене металлоискателя для профессионального кладоискательства все стало выглядеть и восприниматься им совершенно в ином свете, чем раньше. Иложь, и все недомолвки, в том числе и запоздалая откровенность.

— Михаил Платонович, а почему вы сразу не сказали мне в прошлый раз, что работали здесь, — Никита кивнул на Лесное, — в психиатрической больнице?

Волков удивленно пожал плечами:

— Мне и в голову не пришло, что вы этого не знаете. Я привык, что род моей деятельности здесь всем давно известен.