Я задумалась ненадолго, а затем кивнула – удивительно, как Ганин все продумал.

– Но ведь ты и сам мог погибнуть! Я же помню.

– Исключено. Ты многого про меня не знаешь, но по первой профессии я каскадер. Мне такие трюки что два пальца об асфальт. Все было заранее рассчитано и продумано, включая наше падение в воду и последующее счастливое спасение.

– И то, что случилось после, ты тоже просчитал заранее? – тихо поинтересовалась я.

– Нет, – в голосе Ильи слышалась насмешка, – все, что случилось потом, было чистым экспромтом. Но, согласись, неплохо же вышло.

– Воды дай, – вместо ответа прохрипела я и облизала пересохшие губы.

– Конечно-конечно! – Илья вскочил и побежал на кухню.

Я огляделась по сторонам, судорожно пытаясь что-нибудь придумать. Тщетно – ни одного случайно забытого канцелярского ножа, не говоря уже о кухонном, ни одних ножниц или хотя бы гвоздя. Ничего из того, чем обычно пользуются герои фильмов в подобных ситуациях. О том, чтобы прыгнуть со стулом из окна, тоже думать не приходится – десятый этаж как никак, а я все-таки не Мэри Поппинс.

– Держи, – вернувшийся Ганин поднес к моим губам чашку. Я сделала два жадных глотка и остановилась, чтобы отдышаться.

– Ты бы хоть веревки ослабил, что ли, – пробормотала я, отворачиваясь, чтобы не встречаться с Ильей взглядом.

– Прости, любимая, но придется потерпеть.

– Долго?

– Пока я не убежусь, убедюсь, тьфу ты черт. Одним словом, пока я не буду уверен, что ты никуда не сбежишь.

– И когда это случится?

– Ты у меня спрашиваешь? Это только от тебя, родная, зависит. Будешь вести себя хорошо, отпущу погулять по квартире.

– А смысл? Я же все равно не жилец. Головайский все еще жив. Допустим, ты ускоришься – отправишь его в царство Аида. Кстати, почему до сих пор этого не сделал?

– Я, по-твоему, кто?! – возмутился Илья довольно натурально. – Маньяк, что ли? Думаешь, мне нравится убивать? Все же старик мне не чужой. Кроме того, несмотря на болезнь… Ты же знаешь, к таким людям обычно повышенное внимание. Оно мне надо?

– Нет, конечно. Вот с этого и надо было начинать, а то развел тут сопли про то, что дедушку жалко. Ну хорошо. Допустим, больше не жалко, отправишь ты его к праотцам, а дальше что? Время вступления в наследство – полгода. И где я все это время находиться буду? Будешь меня прятать и никто не хватится? Нет… Тебе проще меня прикончить и свалить все на Котова. Таков же план да? Говори как есть, не обнадеживай.

– Ну зачем ты так? – в голосе Ганина слышалась боль. – Думаешь, мне все это нравится? Думаешь, я бы не предпочел, чтобы все было иначе? Но ведь ты сама нарвалась! Сама! Зачем ты поперлась на Кудринскую, а? Кто тебя просил? Чего тебе тут-то не сиделось? А теперь… Может, договоримся, а? Смотри, как все прекрасно складывается – ты вынуждена скрываться. Как долго продлится следствие, неизвестно. Пересидим тут, я заберу деньги старика, уеду с ними в Мексику или куда там уезжают обычно, с какой страной у нас нет экстрадиции. И все. Тебе главное – вести себя хорошо, общаться с семьей как ни в чем не бывало. Делать вид, что ничего не происходит.

– Хорошо, – я постаралась вложить в свой голос всю убедительность, на какую была способна. Хотя кого мы пытались обмануть? Очевидно же: моя смерть – вопрос времени. Как бы Ганин ни пытался убедить себя, что он не убийца и смерть Ольги – вынужденная мера, черту он уже перешел. А значит, дни мои сочтены. Я жива только потому, что он еще не придумал, как обставить все так, чтобы у Коломойского было как можно меньше вопросов. Скорее всего, свалит все на Котова – благо, мотив у того имеется.

– Так что? – произнесла я как можно более небрежным тоном. – Мы договорились? Тогда, может, развяжешь или хотя бы ослабишь веревки?

– Э, нет, – рассмеялся Ганин. Смех его больше походил на воронье карканье – таким сухим и жестким стал голос. Нервничала не только я. – Торопиться не будем, – проговорил мой некогда возлюбленный и, обойдя стул, на котором я сидела, проверил прочность узлов. – Я же не дурак, – вздохнул Илья. – Прекрасно понимаю, что ты задумала. Думаешь усыпить бдительность и при первой же возможности…

Договорить, что я сделаю при первой возможности, парень не успел – его прервала мелодичная трель сотового.

Илья ушел на звук, разыскивая смартфон.

– Легок на помине, – пробормотал он, возвращаясь через пару минут.

– Макс? – продемонстрировала я чудеса сообразительности. Телефон не унимался.

– А то кто же, – в голосе Ганина явственно читалось недовольство. – И настойчивый какой.

– Ты бы ответил, – посоветовала я дружелюбно, – он ведь не успокоится.

– Куда денется, – проворчал Илья.

– Как знаешь, – пожала я плечами, – только я Коломойского знаю. Щас начнет эсэмэс строчить, и если я не отзовусь в течение часа, поднимет на уши всю королевскую рать. Оно тебе надо?

– Черт, черт, черт! – Илья с чувством ударил себя ладонью по лбу и принялся мерить шагами комнату. – Черт, – повторил он. Сел на кровать, но уже через секунду вскочил и продолжил путешествие. – Угораздило тебя с полицейским связаться! – Он схватил мой смартфон и принялся что-то быстро выстукивать клавишами.

– Эй, что ты там пишешь?

– Признание в любви и верности, – ехидно пробормотал Ганин. – Написал, что не могу пока говорить, перезвоню позднее.

– Ну-ну, – я пожала плечами, – какое-то время ты и впрямь выиграл, но ты же понимаешь – это не решение проблемы.

– Война план покажет.

* * *

Жизнь берет свое, и человек приспосабливается ко всему. Вот и со мной так вышло. Постепенно новая реальность не то чтобы принесла комфорт, но стала привычной, что ли. Днем Ганин по-прежнему держал меня связанной, отпуская только в туалет. Даже кормить предпочитал сам – с ложечки. Правда, едой не баловал – посадил на строгую диету. На ночь развязывал, предварительно так накачав снотворным, что и думать нечего было о побеге. Травил таблетками и по утрам, но меру знал, из-за чего я не спала, а находилась постоянно в состоянии полудремы. От этого у меня не переставая болела голова и шумело в ушах, но «тюремщика» это нисколько не волновало.

– Будешь ныть, – говорил он, – увеличу дозу.

Временами он куда-то исчезал, и тогда мне тоже приходилось принимать таблетки. Я попыталась как-то обмануть Илью, спрятав лекарство под язык, но сказалось отсутствие опыта – Ганин маневр распознал и впредь только что с фонарем не обыскивал мой рот. Планами Илья не делился, в происходящее не посвящал, так что я могла лишь догадываться, что он задумал.

– Слушай, давай поговорим, – взмолилась я примерно на третий день заключения. Язык не слушался, поэтому фраза больше походила на мычание, но Илья разобрал.

– О чем? – поинтересовался он, протягивая вилку с намотанной на нее китайской дешевой лапшой – обычный мой завтрак в последнее время.