Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Господи, какая же ты у меня секси, Кексик, — Бурцев выдыхает и свободной рукой прихватывает меня за задницу. Двигает к себе. И горячий его член прижимается к моему животу, будто бы заявляя: “Подписываюсь под всем вышесказанным!”
Я никак не привыкну к этой его молниеносной скорости возбуждения.
Пресловутый Женечка заводился как старый жигуль — долго и мучительно, вечно оправдываясь тем, что быстрое возбуждение — это про скорострелов.
Впрочем, по сравнению с Бурцевым и его неутомимостью, скорострелом мог назваться уже мой бывший. Если бы хоть когда-нибудь нашел в себе силы признать эту проблему.
— Так, это что такое? — возмущенно бурчит Бурцев, заметив, что я безвольной тефтелькой прижимаюсь к нему и скольжу пальцами по мокрому торсу. — Ты зачем пришла? Разве не предаваться грязному разврату?
— Не-не-не, — выдыхаю, безмятежно игнорируя крепкий мужской член, настойчиво трущийся об мою кожу, — я вообще-то руки зашла помыть!
Нарочно приподнимаю ладони до уровня пылающей налитой головки, ополаскиваю пальцы, будто и не замечая, что пальцы задевают нежную плоть.
— У меня все, я помыла — я пошла, — делаю вид что хочу протиснуться мимо охреневшего от моих выкрутасов мужика.
И не тут-то было!
Стальные клещи бурцевских лапищ впиваются в мои бедра. Бувально припечатывают мое тело к его телу. Сокращают расстояние между нами до минимального, так, чтоб его язык мог тараном врезаться в мои губы.
— Сучка, — выдыхает Бурцев углом рта, — какая же ты сладкая сучка, Максимовская.
О боже! Это признание — почти что грянувшие фанфары.
Спасибо-спасибо, мои дорогие зрители, за такое признание. Несите Оскар, я скажу своей маме спасибо за то, какой злопамятной у неё родилась.
Оскара мне никто не несет. Зато мою ладонь ловят и бескомпромиссно притягивают к… некой альтернативе Оскара. В принципе, в размерах Бурцевский член точно не уступает этой известной награде. А по уровню доставляемого удовольствия — эти двое точно посоперничают.
На самом деле — он мог бы никуда меня не тянуть, я и сама не против сжать в своих пальчиках рычаг переключения мужской передачи. Но! Его напористость так сладко отдается внутри меня.
С ума сойти же, как сильно он меня хочет.
И еще сильнее!
Секунда-две-пять — и у Бурцева сносит крышу. Он резко разворачивает меня к гладкой кафельной стене лицом. Двигает попу к себе, заставляя её оттопырить.
— Уже?
— Ты сама меня довела! — в его хриплом рыке — предельная жажда. В его хриплом рыке — хмельная жара.
Даже если бы я не была возбуждена с того самого момента, как вошла в ванную, сейчас мне в голову просто жахает бешеный фейерверк. И не остается внятных слов. Человеческий язык нам сейчас не подходит. Только язык наших тел, такой внезапно созвучный.
Он входит в меня — мокрый и горячий. Он входит — и я вскрикиваю, непроизвольно выгибаясь. Будто между нами все это время находился незамкнутый контакт. И вот сейчас, именно сейчас — его замкнуло. И через нас проходит ток в сто тысяч миллионов вольт. Мучительный и сладкий ток…
— Тим…
Мои пальцы скользят по гладкому кафелю. Его пальцы — мнут мои мокрые груди. Терзают каменные как мрамор соски, ласкают чувствительные округлости.
— Тим…
Вся ванная комната полнится звуками столкновения наших скользких тел.
Горячо. Бешено. Сердце с каждым толчком ускоряется все сильнее. Будто хочет взорваться. И на самом деле — я к этому готова. Лишь бы он сейчас не останавливался. Никогда не останавливался…
Глава 20. В которой назначается свидание
Ничто так не вдохновляет, оказывается, с утра пораньше, как хороший секс в душе.
Пока я наблюдаю, как Тимур торопливо шнурует свои выпендрежные джорданы — в голове уже крутится всякое. Спонтанное.
— А если мне понравится твое видео? Что мне делать? Выкладывать его?
— Ну, конечно, ты можешь на него смотреть и сходить с ума, от того, насколько я у тебя гений, Кексик. Но в таком случае тебе не будет с этого никакой практической пользы. Лучше выложи. Мир должен знать о твоих талантах.
— Но ведь одним роликом мне не обойтись?
— Ну, конечно же, нет, сладкая, — Тимур выпрямляется легко и просто, будто сжатая пружина, резко восстановившая форму, — одно видео тебя не прославит. Имидж надо постоянно поддерживать.
— Но о чем можно снимать ролики про работу кондитера?
Если в чем я и могла признать свои слабости — так это в ведении соцсетей. Для меня задача сменить аватарку — уже была чудовищным вопросом, потому что она означала, что мне надо как-то сделать фото, на котором мои хомячьи щеки не будут меня бесить. И желательно, чтоб фото было посвежее, чтоб клиенты могли узнать меня в толпе. А тут вопрос не в том, как два часа мучить фронтальную камеру и фильтры фоторедактора, чтобы сделать из своего фото что-то удобоваривамое. Нет. Тут надо думать о том, чтобы постоянно что-то делать. Причем делать не просто так, а на камеру. И что это будет? Я ведь не каждый день рисую на тортах пейзажи.
К слову — очень жаль, что не каждый. Потому что это на самом деле мне безумно нравилось делать.
— На самом деле — о чем угодно, — Тим на секунду поворачивается к зеркалу, поправляет воротник джемпера, ерошит светлые волосы. Дарит мне обворожительную улыбку влюбленного Кена.
— Подумай, Кексик. Мы можем делать видео о смешных эпизодах работы с клиентами, о твоих фейлах, маленьких кулинарных секретиках, и просто снимать что-то эстетичное.
— И все? — недоверчиво переспрашиваю. — И что, людям это интересно?
— Людям интересно все, Кексик. Иначе бы они не смотрели реалити-шоу. Главное — быть потрясающей, и ты обречена на успех. А с этим у тебя проблемы не будет.
— Но… — честно говоря, я не понимала, в какой именно ситуации могу быть потрясающей. Возможно — СОтрясающей? Сотрясающей твердь земную по пути к холодильнику? Вот это да — вот это про меня.
— Кексик, — Тимур ловит меня за руку и притягивает её к губам, — просто подожди пару часов. Я пришлю тебе видео, и ты сама все увидишь. Тебе не нужно думать и сомневаться. Уж я-то умею и груду навоза распиарить эффективнее шоколадной фабрики. А ты — моя сладкая, такой вкусный проект… Брал бы с тебя деньги — купил бы еще один мерседес.
— А ты, значит, впрягся из