– О, я уверена, что доктор не понадобится, – поспешно заверила Энн. Она все еще чувствовала себя ужасно: тряслась от холода, все тело ныло, а шишкой объяснялась жуткая головная боль. Но все это временные недомогания, для излечения которых всего лишь требуются постель и горячий суп.

Но горничная лишь пожала плечами:

– Она уже послала за доктором, так что у вас вряд ли есть возможность выбора.

Энн кивнула.

– Все очень тревожатся за вас. Маленькая леди Френсис плакала, и…

– Френсис? – перебила Энн. – Но она никогда не плачет!

– На этот раз плакала.

– О, пожалуйста, – взмолилась Энн вне себя от беспокойства. – Пожалуйста, дайте ей знать, что со мной ничего страшного не случилось.

– Лакей скоро еще принесет горячей воды. Мы скажем ему, чтобы передал леди…

– Лакей? – ахнула Энн, инстинктивно прикрываясь руками. Она все еще была в сорочке, которая намокла так, что стала практически прозрачной.

– Не волнуйтесь, – усмехнулась горничная. – Он оставит ведро у двери. Сюда его занесет Пегги.

Пегги, наливавшая воду в ванну, с улыбкой повернулась.

– Спасибо, – тихо поблагодарила Энн. – Спасибо вам обеим.

– Я Бесс, – сказала первая девушка. – Как по-вашему, вы можете встать? Хотя бы на минуту? Нужно снять сорочку.

Энн кивнула и с помощью Бесс поднялась, держась за край большой фарфоровой ванны. Как только сорочка была снята, Бесс помогла Энн залезть в ванну, и девушка со вздохом облегчения погрузилась в воду. Слишком горячую… но сейчас ей было все равно. Лишь бы не чувствовать онемения во всем теле.

Она отмокала, пока вода не стала чуть тепловатой, после чего Бесс помогла ей надеть шерстяную ночную рубашку, которую принесла из комнаты Энн.

– Ну вот, – улыбнулась Бесс, ведя Энн по дорогому ковру к красивой кровати с балдахином.

– Чья это комната? – спросила Энн, оглядывая элегантную обстановку, расписные потолки и стены, обтянутые камкой нежного серебристо-голубого цвета. Она в жизни не спала в такой роскоши.

– Голубая гостевая спальня, – пояснила Бесс, взбивая подушки. – Одна из лучших в Уиппл-Хилле. В том же коридоре, что и комнаты хозяев.

Хозяев?

Энн удивленно уставилась на горничную.

Бесс пожала плечами:

– Его светлость настоял.

Энн потеряла дар речи, гадая, что скажут остальные члены семьи.

Бесс подождала, пока Энн устроится под тяжелыми одеялами, прежде чем спросить:

– Можно сказать, что вы готовы принять посетителей? Я знаю, они захотят вас увидеть.

– Надеюсь, не лорд Уинстед? – в ужасе спросила Энн. Не могут же они допустить его в ее спальню! Ну пусть не ее, но все же спальню, где она лежит в постели.

– О нет! Он давно уже лег и, надеюсь, спит. Вряд ли мы увидим его весь завтрашний день. Бедный лорд на ногах не держался. Боюсь, мокрая вы весите больше, чем сухая.

Бесс засмеялась собственной шутке и вышла.

Менее чем через минуту появилась леди Плейнсуорт.

– О, моя бедняжка! – воскликнула она. – Вы так нас перепугали. Но, боже милостивый, выглядите гораздо лучше, чем час назад!

– Спасибо, – пробормотала Энн вне себя от смущения. Она не привыкла к таким излияниям хозяйки. Леди Плейнсуорт всегда была добра, но никогда не пыталась заставить Энн почувствовать себя членом семьи. Впрочем, Энн и не ожидала ничего подобного. Такова была участь всех гувернанток: не совсем служанка, но определенно не член семьи. Ее первая хозяйка, старушка с острова Мэн, предупреждала ее насчет этого. Гувернанткам навечно суждено застрять между верхним и нижним этажами, и ей лучше к этому привыкнуть.

– Видели бы вы себя, когда его светлость принес вас, – сказала леди Плейнсуорт, садясь около постели. – Бедняжка Френсис подумала, что вы умерли.

– О нет, неужели она до сих пор расстроена? Никто не сказал ей…

– Она уже оправилась, – отмахнулась леди Плейнсуорт. – Но настаивает на том, чтобы вас увидеть.

– Это было бы прекрасно, – пробормотала Энн, стараясь подавить зевок. – Я так люблю ее общество.

– Но сначала вам нужно отдохнуть, – решительно заявила леди Плейнсуорт.

Энн кивнула и немного глубже зарылась в подушки.

– Вы, конечно, хотите знать, как там лорд Уинстед, – продолжала леди Плейнсуорт.

Энн снова кивнула. Она действительно хотела знать. Отчаянно хотела, но заставляла себя не спрашивать.

Леди Плейнсуорт подалась вперед, и в выражении ее лица появилось что-то такое, чего Энн не могла понять.

– Вам следует знать, что он почти свалился без сил, после того как принес вас домой.

– Мне так жаль, – прошептала Энн.

Но если леди Плейнсуорт и слышала ее, не подала вида.

– Полагаю, вернее будет сказать, что он свалился. Два лакея подняли его и практически отнесли в спальню. Клянусь, я впервые в жизни видела что-то подобное.

Слезы обожгли глаза Энн.

– О, мне так жаль. Так ужасно жаль.

Леди Плейнсуорт как-то странно посмотрела на нее, словно совершенно забыла, с кем говорит.

– В этом нет необходимости. И вашей вины тоже нет.

– Знаю, но…

Энн покачала головой. Она сама не понимала, что говорит. Совсем не понимала.

– Все же…

Леди Плейнсуорт взмахнула рукой:

– Вы должны быть благодарны. Он нес вас больше полумили. И сам сильно ушибся при падении экипажа.

– Я благодарна, – тихо ответила Энн. – Очень.

– Поводья лопнули, – сообщила леди Плейнсуорт. – Я просто вне себя. Как можно выпускать из конюшни экипаж, не проверив его предварительно! Уверена, что кто-то из-за этого потеряет свое место.

Поводья! Это имело смысл. Все случилось так внезапно!

– В любом случае, учитывая тяжесть аварии, мы должны быть счастливы, что никто из вас не пострадал серьезно, – продолжала леди Плейнсуорт. – Хотя мне сказали, что с такой шишкой на голове вам требуется серьезное наблюдение.

Энн снова коснулась шишки и поморщилась.

– Больно?

– Немного, – призналась Энн.

Леди Плейнсуорт, казалось, не знала, что делать с этой информацией. Она слегка заерзала, распрямила плечи и наконец произнесла:

– Неужели…

Энн попробовала улыбнуться. Абсурдно, конечно, но она почти чувствовала, что обязана попытаться утешить леди Плейнсуорт. Возможно, это следствие многолетней службы гувернанткой: вечное стремление угодить нанимателям.

– Доктор скоро будет здесь, – наконец опомнилась леди Плейнсуорт, – ну а пока я постараюсь, чтобы кто-то сказал лорду Уинстеду, что вы очнулись. Он очень тревожился за вас.