Хоуп чмокнула медвежонка в мягкий, черный нос.

– Почему они решили мне помочь? – прошептала она.

– Они знают, что такое настоящая любовь. И даже не подозревая, что сердце нужно именно тебе, эти люди решили помочь.

– Хотя им было так тяжело?

– Да, в самые мрачные минуты они чувствовали, что кому-то нужна помощь.

– И это была я!

– Правильно.

Я укутал Хоуп вместе с Винни-Пухом одеялом, и девочка поманила меня поближе, будто собираясь открыть мне тайну. Я склонился над ней, и Хоуп обхватила меня за шею крошечными ручками, чмокнув в щеку.

– Доктор Эндрюс, я вас люблю! – тихонько засмеялась она.

И мне вдруг стало невыносимо тяжело даже представить, что скоро я больше не увижу таких детишек, как Хоуп. Я погладил ее по руке и обернулся – в палату вошла мать девочки с чашкой кофе и целой стопкой детских книг, которыми она надеялась развеселить дочку. Увидев на лице Хоуп улыбку, она удивленно посмотрела на меня, недоумевая, как мне это удалось.

Я решил перекусить кофе с сэндвичем, но больничный кафетерий закрыли – прорвало трубу, случился настоящий потоп. Я перешел через улицу в кафе «Макбет» и увидел там доктора Гёрца. Я впервые встретил его вне больницы. Мне было невдомек, что заведующий отделением кардиологии обедает в забегаловках вроде «Макбет». Я отвернулся в надежде остаться незамеченным, но доктор Гёрц меня окликнул. Я помахал ему в ответ и подошел.

– Присаживайтесь, – указал он на стул.

Я сел.

– Как практика?

Неужели еще не слышал? Я-то думал, что доктора знают, кто из студентов первый кандидат на вылет.

– Мне нравится работать с новыми пациентами, – сказал я, избегая прямого ответа на вопрос.

– Я заметил. Хоуп от вас в восторге. А на нее непросто произвести впечатление.

Я отпил кофе и покачал головой.

– Не знаю, как вам удается не привязываться всей душой к пациентам, таким как Хоуп, Чарли и Меган.

– А кто сказал, что я не привязываюсь? – Доктор Гёрц вытер пальцы салфеткой. – Я держал Меган на руках, когда ей было всего несколько дней от роду. И не описать, каким глубоким стариком я себя чувствую, когда вспоминаю об этом. Родители носили Меган на прием к семейному доктору, а потом заходили ко мне, чтобы проверить диагноз, узнать мое мнение о новых лекарствах. Дошло до того, что Меган приносили ко мне, едва родителям казалось, что с ней что-то не так.

Я слушал и думал, что ни один заведующий отделением кардиологии большой больницы никогда не согласился бы вот так запросто принимать пациентов.

– А почему вы не отправили их обратно к семейному врачу?

Доктор снял пластиковую крышечку с картонного стаканчика с черным кофе и сделал большой глоток.

– Не знаю. Когда Меган впервые посмотрела на меня огромными голубыми глазами… я просто понял, что нужен ей и должен стать ее врачом. Дети, у которых больное сердце… не такие, как все. Они слушают сердцем и чувствуют жизнь сердцем. Когда ребенок смотрит на меня, я точно знаю, что он видит не дипломы и награды, висящие на стенах, а просто врача в белом халате. И от этой мысли становится страшно.

Я и представить себе не мог, что доктору Гёрцу не чуждо чувство юмора.

– Вы помните всех пациентов, которых лечили за годы работы?

– Взрослых не вспомню, а вот детей помню всех. – Он помолчал. – Всех до одного. – Сейчас он говорил о тех, кого не смог спасти. – Сколько детских лиц встает перед глазами… и над каждым – вопросительный знак. Почему у этого ребенка было больное сердце? Почему он не родился с сильным и здоровым сердцем, как другие дети? Девочка умерла в прошлом году спустя две недели после трансплантации сердца. Ей было четыре года. И я не могу объяснить, почему так случилось и почему она сейчас не скачет по детской площадке возле дома.

Я впервые почувствовал, что доктор Гёрц мне нравится. Он не считал себя лучше, достойнее других. Он осознавал свое место в жизни куда лучше, чем я свое.

– Вам никогда не хотелось бросить работу?

Доктор Гёрц откинулся на спинку стула и улыбнулся.

– Было дело. Я уходил из больницы.

– Когда?

– Восемнадцать лет назад. Взял отпуск на целых шесть лет.

Я не мог себе представить, что такой врач решился оставить медицину. С первого дня я чувствовал, что он всегда был выскочкой, даже в студенческие годы.

– Почему вы ушли из больницы?

– Устал. Устал от горя и боли. Каждый вечер я возвращался к семье мрачнее день ото дня. Я насмотрелся на умирающих детей и стал садовником. Проектировал сады. Никакого отношения к медицине. Работал каждый день до седьмого пота, но не беспокоился о том, что из-за меня кто-то умрет.

– Почему вы вернулись?

– По той же причине, что и ушел.

Не знаю, с чего доктор Гёрц так со мной разоткровенничался. Может быть, слышал, что я собираюсь бросить медицинский, или просто хотел показать, что черная полоса бывает у многих? Я вышел из кафе и вернулся в больницу, размышляя о разговоре с заведующим, о Хоуп и Чарли и о других детях в отделении кардиологии. Разве можно прятать голову в песок, когда маленькие дети каждый день смотрят в лицо своим страхам? Я не смог ответить себе на этот вопрос и трусливо решил, что подумаю об этом после.

В пять часов вечера я вышел из больницы. Мы с Меган договорились, что я заеду за ней в шесть. Я позвонил ей в обед, и Меган подтвердила, что будет очень рада меня видеть, потому что устала отдыхать.

– Когда ты в последний раз ходил на свидание? – спросил Уильям.

– Не помню. Ничего хорошего тогда не вышло, поэтому с Меган надо придумать что-то новенькое.

– А куда ты раньше водил девушек?

– В музей.

Уильям покачал головой.

– Смотреть на динозавров?

– Не помню.

– Отведи ее в приличный ресторан и очаруй, – посоветовал Уильям, толкая дверь в палату. – И никаких птеродактилей! – крикнул он мне вслед, выглянув в коридор.

По дороге домой я думал о том, как очаровать Меган. С девушками у меня не клеилось, Уильям дал бы мне сто очков вперед. Мне вдруг пришла интересная мысль, и я раскрыл телефонную книгу. В соседнем городке был небольшой кинотеатр, в котором показывали фильмы, ставшие классикой кинематографа. Я позвонил им. Сегодня шел фильм с Кэтрин Хепберн в главной роли «Однажды в Филадельфии». Идеальный выбор.

Оливия открыла дверь и улыбнулась.

– У вас с Меган свидание? – спросила она.

Я кивнул. Меган взяла сестру за плечи и отодвинула ее от двери. Я до сих пор помню, что было на Меган в тот вечер: джинсы и темно-коричневый свитер с косами, который ей очень шел. Оливия притащила к двери отца.