шарфе, которым ее задушили, не найдено чужой ДНК. Кроме следов гимнастки Елены Шиловой, само собой, – сообщил Володя Овчинников, забежавший с утра в лабораторию. – Ее же шарфик…

– Ну спасибо, порадовал, – обиженно отозвался Логов.

– Чем могу! – оперативник развел руками. – Похоже, у нашего убийцы изощренный ум, мы еще с ним намучаемся. Думаешь, среди циркачей много найдется интеллектуалов? Может, он все-таки со стороны?

– Или она, – уточнил Артур. – Ты о родственниках погибшего? О, это настоящий серпентарий… Каждый пытается закопать другого.

– То есть никаких реальных зацепок?

– Пока нет. Но они и вправду неглупы, так что все может быть. Я не списываю никого из Венгровских со счетов.

Накануне они с Сашкой целый день общались с этим семейством, и после этого, даже проспав семь часов, Артур не чувствовал себя отдохнувшим. В его теле, особенно в ногах, тревожно дрожала каждая жилка, и он даже всерьез подумывал, не измерить ли температуру? Или давление… Что там еще может сбоить в организме? Или просто адская семейка вытянула из него накануне всю энергию? Надо бы узнать, как Сашка себя чувствует…

С утра она отправилась к одноглазому в больницу, хмуро бросив после завтрака, что с дурацкими сомнениями покончено.

– Ты, как всегда, прав, – признала она, глядя на коричневый полукруг на дне чашки. – Никита – это то, что мне нужно.

– Только если ты сама так думаешь, – осторожно заметил Артур, пытаясь поймать ее взгляд. – Я не рвусь быть правым. Мне нужно одно – чтобы ты чувствовала себя счастливой.

– «На свете счастья нет, но есть покой и воля», – процитировала Саша и наконец посмотрела ему в глаза. – Пушкин знал, что говорил. Покой… Я поняла: это как раз то, что мне необходимо. И мою свободу Никита точно не станет ограничивать, он не абьюзер. С ним легко, тепло и весело. А про безумную страсть лучше написать, чем пережить ее в реальности.

– Ты правда так думаешь? – не поверил Артур.

Она кивнула так резко, точно клюнула носом. Потом испытующе прищурилась:

– Разве у вас с мамой была страсть? Вы ведь… летели вместе, это совсем другое… Помнишь «Прогулку» Шагала? Вот такими вы мне виделись – вознесшимися к облакам.

– А мне всегда казалось, что Шагал нарисовал каких-то уродов, – он прикинулся оскорбленным, чтобы слегка разрядить обстановку. Слишком уж Сашка сама себе казалась несчастной…

И она беззвучно рассмеялась, чуть запрокинув голову. Только Артур не понял: ему действительно удалось развеселить ее или она сделала это лишь в угоду ему?

Оттого, что сейчас Саши не было рядом, он чувствовал себя одноруким. Даже ее безмолвное присутствие на допросах придавало Артуру уверенности, точно она прикрывала его спину и можно было не опасаться удара сзади.

Этим утром он вошел в цирк без нее, сопровождал его только Володя. Если была возможность выбирать, кого из оперативников взять с собой, Логов всегда звал Овчинникова. В нем чувствовалось особое спокойствие, располагавшее людей, но Артур знал, что на самом деле этот человек подобен пружине, готовой резко распрямиться в момент опасности и нанести удар.

Когда они подошли к служебному входу, Логову показалось, что кто-то наблюдает за ними из окна на втором этаже. Но стоило ему поднять голову, как темная фигура отшатнулась, и он не успел разглядеть, кто это был. Впрочем, все цирковые сейчас интересовались результатами его работы, нет ничего удивительного, что они шпионят за ним…

Овчинников не заметил слежки:

– Поливец связался со смишниками, пытается найти зрителей, присутствовавших на том представлении. Вдруг кто-то еще заметил эту дамочку с лазерной указкой? А к нам не обратился потому, что не придал значения. Бабулька какая-нибудь могла и не понять, что происходит…

– Моя вина, – признал Артур. – В тот момент я счел падение Венгра несчастным случаем. Надо было тормознуть зрителей… Но там такая паника началась. Дети орали благим матом: «Тигриков хочу!» Мамочки утаскивали своих чад чуть ли не под мышками…

– Ну, их можно понять! Не думаю, что в ближайшее время они снова придут в цирк.

Завидев в конце коридора директора цирка, Артур пробормотал:

– Представляешь, какие убытки они сейчас терпят? Вот кто меньше всех был заинтересован в смерти артиста во время представления, так это наш дражайший Василий Никанорович…

– Судя по всему.

Ганев уже заторопился им навстречу, вместо приветствия выкрикивая вопросы:

– Что у вас нового? Появился подозреваемый? Мы скоро сможем открыться?

«Да кто к вам пойдет-то сейчас?» – реплика застыла у Логова на губах. Он сдержанно улыбнулся:

– И вам доброго утра, Василий Никанорович. Работаем! Вы что, детективы не смотрите? Наши киношные коллеги всегда отвечают так.

– Не смотрю, – директор отер пот со лба. – Боже мой, мы просто горим! Вы понимаете? Меня снимут, к чертовой матери!

– Сочувствую, – с душой произнес Логов и, едва не поморщившись, выдавил банальность: – Мы делаем все возможное.

Ганев смотрел на него с мольбой:

– И ничего?

Ухватив его за локоть, Артур увлек директора за собой:

– А все потому, любезнейший Василий Никанорович, что в вашем заведении воцарилась круговая порука.

Директор поглядел на него с ужасом:

– Что вы имеете в виду?

– Ни одна живая душа пока не сказала нам, у кого был зуб на Михаила Венгровского.

На ходу обернувшись к Овчинникову, он сказал:

– Володя, поговори с билетершами, вдруг что-то всплывет…

И повел Ганева дальше, машинально разглядывая старые афиши на стенах. Некоторые совсем пожелтели, хоть и были заключены под стекло. Артур подумал: «Наверное, какие-то я видел еще ребенком, когда мама приводила меня в этот цирк…» Хотелось припасть к каждой, рассмотреть все штрихи, уже полустертые, попытаться вспомнить.

Одновременно он продолжал рассуждать вслух:

– Мы не берем в расчет уважаемую Анну Эдуардовну, поскольку, по моему убеждению, она стала сопутствующей жертвой. Скорее всего, она увидела или услышала нечто не предназначенное для ее ушей и поплатилась за это. Но целью преступника был именно Венгр… И нам необходимо понять, кто затаил на него обиду?

Логов остановился:

– Почему вы отворачиваетесь, господин Ганев? Вам тоже что-то известно, но вы по какой-то причине не хотите сообщить это следствию?

– Да нет же! – вскричал директор в отчаянии. – Ничего я не знаю. Вам ведь уже рассказали о том, как Михаил сорвал выступление дрессировщиков? По глупости. Мальчишеское бахвальство, не более того! Хотел доказать, что он также храбр, как Харитоновы.

– Кому доказать? – быстро спросил Артур.

Ганев громко сглотнул:

– Что?

– Вы сказали: он хотел доказать свою храбрость… Кому? Ради кого Венгровский рисковал жизнью?

Вздернув плечи, Василий Никанорович так и не опустил их – голова втянулась в грудную клетку и точно застряла там:

– Откуда мне знать?