– Уж ты бы не выступала, Ирочка! Из-за старшей внучки весь сыр-бор.

– Замолчи! – велела Елизавета Петровна.

– Закончилось ваше право рот мне затыкать, – огрызнулась экономка, – не боюсь Жаркову. Живу теперь там, куда руки ваши не дотянутся. Выгнали нас? Вот и получите ответку. Думали, молчать стану? Да никогда. Что нам обещали? Дом, пенсию и работу, пока нас с Геной ноги носят.

– Коттедж ваш, – отрезал Олег.

– А рента? – закричала Губанова. – А служба? Я из клиники вышла, меня хоп, в машину. Вжик, в деревню. А там Генка на крыльце сидит, говорит: «Выгнали нас с тобой!» Я через неделю помчалась анализы сдавать в обычную поликлинику, потом к врачу, тот так удивился: «У тех, кто от гепатита лечился, не такие результаты! Вы здоровее всех! Сомневаюсь, что диагноз правильно поставили. Похоже, не имелось этого заболевания».

И поняли мы с Генкой: избавиться хозяева от Губановых решили. Сначала хотели пойти в «Желтуху», все им рассказать. Вот корреспонденты обрадуются, еще и денег нам отсыплют. Потом передумали. Олег Иванович не бандит, как его папаша, но наказать сумеет. Продали дом и теперь далеко живем, хорошо нам тут, весело и сытно. Иван Васильевич!

– Слушаю вас, – откликнулся Лукин.

– Помню все вопросы, которые задавали, – почти закричала бывшая экономка. – Повторить ответы?

– Если вас не затруднит, – кивнул полицейский.

– Иван Сергеевич многостаночник был, – затараторила бывшая верная экономка, – и швец, и жнец, и на дуде игрец! В свободное от службы время книги писал, сценарии. Кипучей энергии мужик, неуемный. А уж хитрый! Советская власть рухнула, под обломками много кого погребла, а Иван Сергеевич еще богаче стал. Изворотливый, любой змее на зависть! Жена ему под стать, все про супруга знала! Да и я тоже не дура, поняла, что в девяностые папаша Жарков курс поменял, паханом стал!

– Долго мы станем бред слушать? – взвилась Элиза. – Нашли кому верить! Глупой бабе, которая едва читать научилась.

Жаркова встала.

– Прощайте, не желаю участвовать в разговоре.

– Вы можете уйти в любой момент, – спокойно согласился Лукин, – и увести всех с собой. Но тогда не узнаете, кто убил маленького Витю.

– Без вас владею информацией, – воскликнула Елизавета.

– Знаю какой, – не стал спорить Иван Васильевич, – но она ошибочна! Витю лишил жизни другой человек.

– Кто? – заморгала Элиза.

– Всему свое время, – произнес следователь, – сначала выслушаем Губанову. То, что она сообщит, приведет нас к настоящему убийце.

Елизавета Петровна опустилась в кресло.

– Только ради бедного мальчика остаюсь в этой комнате.

Лукин посмотрел на экран.

– Продолжайте, пожалуйста.

– Высшего образования не имею, зато слух хороший и тапки на войлочной подметке, – затараторила Губанова, – Елизавета мне их купила, чтобы по полу не стучала. Сколько раз от хозяйки слышала: «Не топай, как слон, только прилягу отдохнуть, экономка бух-бух, бах-бах. Ходи аккуратно, тихо!» А потом мне чувяки вручила. Ступила наша царица, не сообразила, если кто по дому бродит, словно бабочка порхает, то он отлично все слышит. Что мне, уши заткнуть? Если затычки в них запихну, как распоряжения барыни узнать, а? Сама так устроила, а теперь меня обвиняет! Я верой-правдой служила! Кабы до сих пор в семье жила – рот на замке держала. Но Елизавета Петровна меня на улицу вышвырнула! Вот и слушайте всю правду! Теперь язык развязан! Сестрицы Витю терпеть не могли. Их строго воспитывали, а мальчику все можно? Девчонкам подарки только по большим праздникам, пацану каждый день. Ира делала вид, что ей все равно, а Ксения сначала истерики закатывала, потом тактику сменила, начала о брате заботиться, изображать, что любит его. Сок она ему приносила, да только туда порошок подсыпала. Я это увидела, доложила Елизавете Петровне. Случился скандал, девчонка из дома удрала. Вроде так все случилось? Ира! Ответь!

– Почему вы меня спрашиваете? – занервничала старшая внучка.

На лице Розы появилась счастливая улыбка.

– Тапочки, мои тапочки, хожу тихо. Слышала беседу сестер. Старшая младшей сказала: «Мама только и умеет, что ныть. Ходит в слезах. «Ой, бедный Витенька, как помочь малышу». Отец сына по врачам таскает, бабка делает вид: все хорошо, внук здоров. Неохота Лизке о малыше позаботиться. Воцерковленная семья? Ха! Никто про молитвы не вспомнил, инвалида не повезли ни в Дивеево, ни в Николо-Пешношский мужской монастырь. Ладно, Дивеево далеко, за один день не обернешься. Но Николо-Пешношский-то, под городом Дмитров, там Чудотворная икона, рака с мощами блаженного Ионы, обитель основана в тысяча триста шестьдесят первом году. В ней бывали Иван Грозный, Петр Первый. Близко от Москвы, утром уехал, вечером дома. У святынь часто происходят исцеления[12]. Почему туда не отправились? А потому, что все они в Храм ходят напоказ, не верят в Бога, изображают из себя молитвенников. А я не поленилась скататься в Звенигород, к православной целительнице, она мне дала потрясающую штуку. Вот!

Губанова засмеялась.

– Ирина вроде тихая, милая, ласковая, а внутри сволочь. Вручила сестре коробку, пояснила:

– В ней пакетики с порошком. Как придешь из школы, открой одну, раствори в соке и дай Витюне. Вот увидишь, через некоторое время он здорово окрепнет, и тогда скажешь бабке: «Это я Витеньке помогла». Все тебя сразу полюбят. Здорово получится: и братика вылечишь, и отношения со старшими наладишь.

Ксения обрадовалась, схватила коробку, но потом спросила:

– А почему сама не хочешь лекарство давать?

Ирина объяснила:

– У меня с родителями и бабкой нормальные отношения. А у тебя вечная война, решила помочь. Неприятно мне, что ты изгой.

И младшая начала «лечить» брата.

Олег вскочил.

– Что? Ирина! Это правда?

– Папочка, – залепетала дочь, – ну… смотря, как посмотреть…

–..! – не выдержал отец и сделал шаг вперед.

Лукин быстро встал.

– Олег Иванович, если вы сейчас захотите применить грубую силу по отношению к дочери, придется вызвать охрану.

Бизнесмен остановился.

– Дома разберемся! И я рук никогда не распускаю. Предпочитаю иные способы решения проблем.

Сын Елизаветы Петровны сел, встал, опять сел.

– Может, кофейку? – предложил Лукин.

– Не люблю его, – отмахнулся Олег, – впрочем, давайте! Эспрессо.

Иван Васильевич двинулся в сторону кофемашины, которая стояла у той же стены, на которой висел экран.

– Дед Яга – так Елизавета мужа называла, – неожиданно дополнила Губанова, – вы меня про кличку спрашивали. Она при мне образовалась!