Холодно. Я плотнее завернулась в красивый васильковый кардиган, который давно не надевала. Подходя к учебному корпусу, я заметила, что у крыльца уже ждет ученик.

У меня сразу поднялось настроение.

Мартин. Пожалуй, самый многообещающий и очень вежливый. Для меня стало открытием, сколько же здесь талантливых людей. Учительница музыки говорит то же самое – у нее есть ученик, который выучился играть на саксофоне, пока сидел свои пятнадцать лет. А преподаватель литературы несколько лет назад вообще свел отсидевшего заключенного со знакомым издателем, и бывший преступник теперь в списке авторов бестселлеров. Может, и Мартину суждено стать знаменитым живописцем?

– Как дела?

В отличие от большинства учеников, Мартин не называет меня «мисс», будто чувствуя, что это меня коробит.

– Спасибо, хорошо, – ответила я. – Вы, кажется, простужены?

– Есть немного, но я не хочу пропускать урок. – Он пожал плечами: – Меня только рисование и поддерживает.

Услышать это, конечно, приятно, но мне совершенно не нравилась перспектива снова подцепить какой-нибудь грипп. Нам нельзя подходить к Китти, если мы нездоровы, твердит мама; после ее травм она особенно подвержена всяким вирусам. Она «хрупкая», хотя по ней и не скажешь – Китти очень растолстела за время беременности и еле помещается в инвалидном кресле. Но надо отдать ей должное: она постоянно улыбается своей перекошенной улыбкой (при этом из угла рта течет слюна). Временами стойкость Китти меня изумляет. А иногда пугает.

– А где остальные? – спрашиваю я.

Мартин чихает.

– Все свалились с простудой.

– О’кей, – говорю я, на всякий случай оглядываясь по сторонам. Ничего, Мартин мне вреда не причинит. – Тогда начнем.

Объявляю свободную тему – пусть рисует, что хочет. Это небольшая хитрость с моей стороны: я сегодня не могу сосредоточиться. Причин много – Китти, Стефан, да и Свинцовый Человек. Клайв. Хотя я боюсь думать о нашей ночи – вдруг обнаружу, что воспоминания исчезли.

Соберись, приказала я себе. Ты на работе. Я взглянула на часы на стене. Надо взять себя в руки, иначе мы ничего не успеем.

– Помощь нужна? – спросила я.

Мартин поспешно поставил ладонь ребром, прикрывая рисунок. Я много раз видела этот жест – будто мои мужчины снова в школе и не хотят показывать свое сочинение из опасения, что оно недостаточно хорошее.

Это я могу понять, поэтому сижу и рассеянно вожу карандашом по бумаге, думая о своем. Затем вглядываюсь в свой листок.

Время идет. Я встаю и отодвигаю стул. Пора.

Но Мартин меня опередил.

– У меня немного не получается, – сказал он. – Можете подойти?

– Конечно.

При виде рисунка у меня перехватило дыхание: Мартин изобразил три фигурки – несомненно, школьниц, каждая с косичками. Они переходят дорогу, а на них несется машина.

Июль 2001 г.

– Что с тобой? – раздался рядом женский голос. – Что случилось?

Я попыталась ответить, но звуки из горла не шли.

– Нам нужна «Скорая»… – сказала женщина в мобильный телефон. Китти тоже хочет мобильник. Дэвид обещал «побаловать» ее на день рождения. – Возле автобусной остановки. Школьницу сбила машина… Да, пострадала сильно. Подождите, вроде их тут двое!

Только тут я заставила себя взглянуть на тело, лежавшее справа. Светлые косички разметались по асфальту. Рядом валяется скрипичный футляр.

Ванесса.

– Автомобиль стоит здесь же, оттуда никто не выходит… Из-под капота валит дым. Мне пойти посмотреть или ждать здесь? Нет, есть еще третья девочка. У нее разбито лицо, но она в сознании, правда, в шоке. Остаться с ними? Хорошо… Накинь мой джемпер, – обратилась она ко мне. – А то ты вся дрожишь.

– Пожалуйста, – я закашлялась, подавившись кровью, хлынувшей мне в рот. – Помогите им!

Мама не переживет, если Китти умрет. И Дэвид тоже.

И я.

– Я не буду трогать твоих подруг, – отозвалась женщина. – Можно нечаянно сделать им хуже. Ты сиди и никуда не ходи, врачи сейчас приедут.

Зубы выбивали громкую дробь, поэтому речь была бессвязной:

– О-о-о-на м-м-мо-я с-с-се-с-с-ст-ра… А д-д-друг-г-гая… ее п-п-по-д-д-друга…

У женщины было лицо доброй бабушки. Как я мечтала, чтобы у меня были дед или бабушка!

– Деточка, кому позвонить?

– Я н-не… п-п-помню… н-н-номеров…

– Ничего, полиция скоро все выяснит.

– Мы теперь опоздаем в школу! – выпалила я. – Китти и Ванесса д-д-должны выступать на концерте, а мне в-в-вручают приз…

Женщина присела на бордюр и взяла меня за руку, осторожно вытирая мне лицо носовым платком.

– Все будет хорошо, дорогая, поверь мне.

Вдруг она добавила изменившимся голосом:

– Смотри, водитель выходит! Господи, это же мальчишка!

Вопли Криспина разрывали воздух.

– Мама! – кричал он. – Мамочка!

Словно в ответ вдалеке завыла сирена.

Май 2017 г.

Сердце трепыхалось в горле, а в голове все смешалось. Я уже знала, что заключенные иногда рисуют свои преступления.

– Эта сцена имеет для вас какое-то особое значение? – произнесла я дрожащими губами.

– Что?! – Мартин схватил листок и затряс им перед моим лицом. – Значит, ты действительно меня не узнала?

– О чем вы говорите?

Он схватил меня за руку и моими пальцами провел по своим рубцам. Кожа была неровной, в буграх. Мне стало противно.

– Это же я, Криспин! Криспин Райт! Крутой мажор, – последнюю фразу он произнес с иронией, исказившей его ужасное лицо.

– Но ведь ваше имя… – заикаясь, начала я.

– Думаешь, здесь можно было остаться Криспином?.. После покушения мне разрешили называться вторым именем, а фамилия у меня распространенная. В соседнюю камеру посадили старого хрыча с нетрадиционными пристрастиями, но он недолго протянул. Мне увеличили срок, но оно того стоило.

Он шмыгнул носом и утерся рукой. Да, его манеры сильно изменились.

– Пришлось научиться говорить иначе – в тюрьме нельзя выделяться. – Он тронул свои шрамы указательным пальцем, будто нежно погладил. Мне даже стало интересно, понимает он иронию своих слов или нет. – Поэтому со мной это и сделали – богатенький выродок, сказали.

Лицо Криспина было слишком близко от меня. Я чувствовала его нечистое дыхание.

– Убийца школьниц… Это им тоже не понравилось. Есть почетные статьи. Торговать наркотой круто, а насмерть сбить ребенка – наоборот… А ведь во всем виновата ты!