на некоторое время успокоилась, скосила глаза и прижалась виском к стеклу иллюминатора. По ее лицу забегали тени от лопастей.

– Что видишь? – спросил я. – Куда летим?

Мэд не сразу ответила. Она смотрела во все стороны, вниз, вверх, хмурилась и что-то неслышно бормотала. Кажется, она не могла сориентироваться.

– Никуда не летим, – наконец, ответила она. – Висим на одном месте.

Наверное, вертолет летел в режиме автопилота.

Гельмут тоже попытался приблизить лицо к ближайшему иллюминатору, но сделал Мэд больно, и девушка зло рванула руками на себя.

– Сиди и не дергайся!

– Ты Эльбрус видишь? – спросил я ее.

– Черт разберет, где тут Эльбрус, – ответила Мэд.

– Солнце в какой стороне? – не показывая своего раздражения спросил я. Мэд меня неожиданно удивила тем, что плохо ориентировалась с высоты.

Она стала искать солнце, но не нашла.

– Не знаю, где тут твое солнце. Нет тут никакого солнца вообще.

Как я жалел, что не мог дотянуться до иллюминатора! Небольшая скорость вертолета и высота создавали ощущение полной неподвижности, "висения" над горным массивом, что и смутило девушку. Я смог бы разобраться, в каком направлении мы летели, если бы Мэд точно определила стороны света. Через минуту стало ясно, что девушка не нашла светило по той причине, что мы до этого шли курсом прямо на него. Теперь же вертолет плавно накренился на правый борт и вошел в вираж. Солнце вплыло в иллюминаторы левого борта. Мы летели точно на север, в сторону Тырныауза.

С закрытой дверью в пилотскую кабину было спокойнее, и все же я предпочитал знать, как там складываются отношения нашего придурка и пилота.

– Как вы думаешь, Стас, – завел свою песню Гельмут. – Если Клюшкофф будет лететь туда, где хочет быть, он разрешать нам идти, куда мы будем хотеть?

– Вряд ли, – ответил я. – Не для того он тащит нас с тобой, чтобы отпустить сразу, как мы приземлимся.

– А куда он может нас таскать? – пробормотал Гельмут, вздохнул, сел удобнее и с опаской покосился на Мэд.

– Никуда не летим, – повторила девушка. Окно от ее дыхания запотело, и она вообще перестала что-либо видеть.

– Под нами горы или ущелье? – спросил я ее.

– И горы, и ущелье.

– Мы летим выше пиков?

Мэд вздохнула, словно хотела сказать: спросил бы что-нибудь полегче. На данный момент ее мало интересовало направление нашего полета, высота и скорость, как, в общем-то, наше недалекое будущее. У нее ныла спина и руки, она устала от своей противоестественной позы и мечтала лечь, вытянуться и не видеть нестерпимо надоевшие мою и Гельмута физиономии. Я очень хорошо понимал Мэд. Приключение слишком затянулось. Психика настолько устала от стрессов, близости смерти, безобразной маски Глушкова, что притупилось чувство страха – во всяком случае казалось: ничто на свете уже не испугает.

Некоторое время мы молчали. Каждый ушел в свои мысли. Я думал о том, что Бэл напрасно будет искать наши следы на перевале Местиа. Пройдет еще несколько дней, пока он узнает, что с нами случилось. Можно ли было предвидеть, что Глушков завладеет оружием и деньгами и погонит обратно, когда до конечной цели оставался всего день перехода?

– Эй, фрау Хагемайстер! – позвал я, но Мэд не приняла мой шутливый тон и не обернулась. Тогда я приподнял ногу и громыхнул "кошкой" по рифленому железу.

Мэд медленно повернула голову и посмотрела на меня таким взглядом, словно хотела сказать: как ты мне надоел!

– Что ты будешь делать со своим товаром? – спросил я.

– Какой, к дьяволу, теперь товар! – произнесла она так тихо, что я с первого раза не расслышал.

– Хорошо, что этот псих его не нашел, правда?

Мэд подозрительно покосилась на меня.

– А с чего ты взял, что он искал товар?

– А что, по-твоему, он мог еще искать.

– Но откуда он узнал?

– Этого я тоже понять не могу, – ответил я и непроизвольно посмотрел на Гельмута. Немец, почувствовав на себе мой подозрительный взгляд, стал крутить головой, стараясь увидеть лицо Мэд. Та ничего не добавила к сказанному и с мучительным стоном дернула руками. Гельмут, связанный с ней, от неожиданности клацнул зубами.

– Кстати, Гельмут! – продолжил я тему, коль разговор зашел о бизнесе. – Я надеюсь, наш эльбрусский договор останется в силе и вы не лишите меня гонорара?

– Бог мой, Стас! – воскликнул немец и, забыв, что руки его связаны, хотел приложить их к груди. – Если вы можешь сделать, чтобы мы скоро пришли в бочки на ледовая база, я дам вам в два раза больше!

– Ловлю вас на слове, Гельмут.

– Только, Стас… – Гельмут натянуто улыбнулся. – Мне не очень приятно говорить, но чек на сто тысяч марк, который я…

– Гельмут, ну что вы все время об этом думаете! – пристыдил я немца. – Признайтесь, что в душе вы готовы отдать все свое состояние, чтобы только остаться в живых. И всуе припоминаете свой чек. Я обещал вам, что доведу вас до "Белого Князя", и готов сдержать свое слово, как только мы отвяжемся от этого идиота.

И я многозначительно кивнул на дверь пилотской кабины. Гельмут согласился со мной, но загрустил. Мэд вдруг начала смеяться. Я смотрел на то, как она запрокидывает голову, широко раскрывает рот, в котором блестят влажные здоровые зубы, и мои губы невольно вытянулись в улыбке. Только Гельмут становился все более грустным. Наверное, он не мог простить себе, что так глупо вляпался в сто тысяч марок.

Вдруг из-за двери пилотской кабины до нас донесся звук выстрела. Мэд сразу замолчала и испуганно посмотрела на меня. Гельмут заволновался, попытался привстать и сделал внучке больно. Мне показалось, что вертолет качнулся, накренившись сначала на один борт, затем – на второй.

Дверь распахнулась со страшной силой, язычок замка, вырванный вместе с крепежными болтами, шлепнулся на пол. Похоже, что Глушков выбил дверь ногой. Он стоял в проеме, опустив автомат стволом вниз, и держался свободной рукой за переборку. Лицо его, и без того уродливое и страшное, было искажено не то улыбкой, не то страхом.

– Все!! Конец!! – нечеловеческим голосом выкрикнул он, и плечи его стали содрогаться. Он смеялся. – Я его грохнул! Вертолетом управляет мертвец…

25

Скажу честно: это сначала не кажется страшным. Подумаешь, за управлением нет никого! Вертолет летит, как летел, не падает, двигатель не глохнет. Вроде как едешь на телеге, а извозчик прикемарил – ну и что с того?

Глушков сделал шаг в сторону, и мы увидели пилотскую кабину. Оба кресла были пусты, между ними, на полу, лежало грузное тело командира.

– Он отказался лететь