бросить ручку. Когда не знаешь, что делать, то делаешь то, что можешь, и я, все еще выравнивая машину, накренил ручку влево. Сквозь грохот двигателя до меня донеслись крики и жестяной звон ведра. Воздушная акробатика пришлась не по душе моим пассажирам. Еще не выровнявшись и продолжая падать, вертолет накренился на левый борт и начал медленно отходить "спиной" от склона. Я потерял ориентацию и не сразу понял, в каком положении относительно горы мы болтаемся и куда заваливаемся. Я видел перед собой только небо, да отблески лопастей на стекле. Высота продолжала падать, но чем дальше мы откатывались от склона, тем глубже становился под нами воздушный океан. Я упустил тот момент, когда вертолет выровнялся и, продолжая крутой разворот в сторону ущелья, стал быстро набирать скорость и входить в пике. Теперь перед моими глазами, быстро увеличиваясь, понеслись похожие на пучки мха участки леса, чистые от снега полянки-проплешины, голубая змейка Баксана и утыканные окнами кубики гостиниц.

Ручка управления с рельефными выемками для пальцев стала мокрой, липкой и неприятно скользила в кулаке, как кусок мыла. Тяжелые капли пота устроили бега на лбу и щеках, они раздражали, как мухи, но не было возможности стряхнуть их с себя. Стараясь больше не делать резких движений, я плавно вернул ручку в среднее положение, а затем потянул на себя. Мне показалось, что сделай я это секундой позже, и колеса вертолета косой прошлись бы по верхушкам сосен.

Справа от меня повисло багровое пятно глушковской физиономии.

– Ну ты, летун!! – булькал он, крепко держась за спинку сидения. – Поаккуратней на поворотах! Твоя немка, кажется, шею себе свернула…

Моя рука онемела от напряжения, глаза, как у зрителя игры в пинг-понг, бегали по приборной панели и лобовому стеклу, схватывая цифры, на которых дрожали стрелки. Я невыносимо устал. Я больше не мог выдержать этого страшного напряжения. Голова переставала соображать, и высоту я путал со скростью, время полета – с литражом керосина, и проценты оборотов двигателя с температурой в системе охлаждения. Господи! – мысленно молился я, – если останусь живым, то никогда не буду вертолетчиком. Лучше десять раз на Эверест пешком подняться, чем один раз на вертолете.

Машина вышла из виража над ущельем. Нет, понял я, глядя на бешеное мелькание деревьев под нами, здесь я никогда не смогу посадить эту хреновину. Я вообще не смогу ее посадить без помощи нормального пилота.

– Наушники! – коротко крикнул я.

– Чего тебе?

– Надень мне на голову наушники, Глухерман! – Кажется, я начал копировать манеру Тенгиза.

Горы цирком обступили нас. Вертолет метался между ними, как муха в тесной комнате. Надо было набирать высоту, искать обширное снежное поле, и только там делать попытку шмякнуться в глубокий снег.

Очень осторожно я стал подтягивать ручку на себя. Скорость падала, высота росла – именно это и было нужно. Когда скорость снижалась до ста километров в час, я возвращал ручку в прежнее положение, давая вертолету разбежаться, а затем снова переводил тарелку винта в горизонтальную плоскость, и так, метр за метром, мы все глубже ввинчивались в небо.

Глушков поднял с пола наушники и прижал к своему фиолетовому лопуху.

– Э-э, – протянул он. – Да здесь какой-то треп идет.

– Надо связаться с диспетчером. Или руководителем полета, – сказал я.

Глушков покрутил наушники в руках и опять прижал их к щеке.

– Тихо! – крикнул он и поднял палец вверх. – Здесь про нас…

Мы летели над ледником Донгузорун к Медвежьему перевалу. Я постепенно отводил вертолет в сторону от Главного Хребта, чтобы пройти вдоль него до больших снежных полей Азау. Там, может быть, мне удалось бы посадить вертолет, при условии, что по радио будет постоянно консультировать опытный пилот.

– Ай-я-яй! – покачал головой. – Говорят, что наш вертолет бесследно исчез. Сравнивают перевал Джан-Туган с Бермудским треугольником. Заживо похоронили, да, спасатель? А мы живы, мы боремся…

Он намотал кабель на руку и вырвал его из гнезда. От злости я двинул ручку вперед-назад. Вертолет качнуло, словно грузовик на скорости влетел в яму. Глушков тюкнулся головой в приборную доску, выругался и потянулся за автоматом.

– Да не смогу я, не смогу посадить вертолет!! – крикнул я, кусая губы и едва не плача от досады и злости. – Ты понимаешь, болван, что это не так просто, этому надо несколько лет учиться? Мне как минимум нужны команды профессионала.

– Давай вдвоем! – с какой-то безумной решимостью произнес Глушков и попытался схватиться за ручку, но я оттолкнул его локтем. Вертолет тотчас отреагировал, и Глушков, снова не удержавшись на ногах, грохнулся в кресло второго пилота.

– Я сейчас передам тебе управление, – сквозь зубы произнес я, – и делай, что хочешь…

– Ты паникер, – заметил Глушков.

– А ты глупая обезьяна, которая пытается подражать пилоту.

Снежное поле подплывало под фюзеляж, словно гора подставляла нам свою ладонь. Стрелка датчика топлива оторвалась от "пятерки" и стала бить по "нулю", как дубинка по голове демонстранта. Вдобавок ко всему в левом углу панели загорелась красная лампочка и стала часто мигать. Похоже, у вертолета кончалось топливо.

– Снижайся и гаси скорость, – посоветовал Глушков таким голосом, словно это было сделать так же просто, как спуститься по ступеням со второго этажа на первый.

– Помолчал бы лучше, – выдавил я из себя, медленно передвигая ручку шаг-газа вниз. Лопасти стали загребать воздуха меньше, и вертолет начал заметно "проседать". Скорость и высота падали теперь одновременно.

Под нами мелькнуло нагромождение голубых прозрачных кубиков – ледопад, затем, ступеньками, – несколько бергшрундов, и потянулась относительно ровная спина ледника, покрытая слоем снега.

Снижение вертолета становилось слишком стремительным, и я взял ручку на себя, а шаг-газ вверх, чтобы набрать высоту. Стрелка указателя скорости побежала вниз намного быстрее, чем я ожидал, и мне пришлось резко вернуть вертолет в горизонтальное положение.

– Слушай, – произнес я сдавленно. – Не сопи над ухом, а лучше иди в салон… и развяжи немцев… Мы сейчас грохнемся, так они… так они даже головы прикрыть не смогут.

Скорость упала почти до минимума, но высота была еще слишком большой, к тому же мы "сыпались" прямо на остроконечные скальные островки, и мне пришлось снова увеличить шаг винта и отдать ручку от себя, заставляя вертолет двигаться вперед. Машина послушно боднула воздух и понеслась над цирком. Стрелки высотомера замерли, а затем стали накручивать высоту.

Я выругался и опять толкнул вниз рычаг шаг-газа. Набор высоты прекратился, и вертолет в очередной раз пошел на снижение. Теперь скорость! Сбавить ее можно только смещением угла "тарелки" в обратную сторону, но это тотчас вызовет набор высоты.

Так оно и вышло. До боли