себя одного исчезли так быстро, что мы не успели моргнуть, как у нас не оказалось ни еды, ни воды. В первые дни нам удалось отобрать оружие у непутевых идиотов, умудрившихся украсть у Князя автоматы, но так и не решившиеся воспользоваться ими против других людей. А мы воспользовались. И получили по два жетона.

Я не испытываю от этого ни радости, ни гордости за себя, ни уж тем более угрызений совести. Плохо? Да. Но я просто устал. Чувство, что я на качелях, которые то летят вниз, то вновь поднимаются вверх, но, ударяясь о перекладину, возвращают меня в реальность, и я вновь лечу вниз.

Отсюда не выбраться…

— Да чтоб ты сдох… — выдыхаю я уже не злобно, а от безысходности.

Если Тоха пошел к Князю с жетонами, то он либо уже труп, либо рассказал Князю о том, где я, и, возможно, на полпути к поверхности.

К свободе…

В какой же момент все пошло наперекосяк?..

Возвращаться в убежище Пастуха я не рискнул. Мало ли кто мог поджидать меня в темноте канализационных стоков? Конечно, это только в том случае, если Тоха рассказал о месте, в котором провел последние месяцы. Но веры в Тоху нет, мог и рассказать. А мог и промолчать, соврать, что все это время был один. Хотя Князь ему вред ли поверит. Да я бы и сам не поверил, что такой, как Тоха, смог бы выживать в этом месте один, без посторонней помощи.

Поэтому возвращаться в убежище Пастуха небезопасно.

По крайней мере, в ближайшие дни.

Брожу по городу в поисках безопасного места. Понимаю, что безопасного места нет. В «ночное» время по городским улицам бродят «горожане». При свете «дня» опасность представляют люди Князя, которые в последние дни все чаще встречаются в городе. Видимо, Князь возобновил групповые вылазки.

Но что же он ищет?

Меня?

Черт.

Забредаю во двор-колодец, со всех сторон окруженный панельными пятиэтажками, и решаю остаться здесь на небольшую передышку. Такие места при вылазках популярностью не пользуются — искать в таких дворах нечего. Я могу позволить себе несколько минут отдыха, но шевелящиеся на затылке волоски предупреждают об опасности. Она где-то рядом. Смотрит на меня. Но откуда? Сверху? Со спины? Или прямо передо мной?

Тохе я об этом не рассказывал, боялся, что он сочтет меня сумасшедшим. Но, может, стоило хоть раз обмолвиться об этой паранойе? Вдруг он страдал от таких же непонятных чувств?

«Или же ночью он пристрелит тебя от греха подальше», — шептал собственный голос в голове.

И я не решался рассказать.

Но Тохи теперь нет, и с этой паранойей я остаюсь один на один.

Перехватываю удобнее автомат, снимаю его с предохранителя.

— Я знаю, что ты здесь!.. — кричу я, вглядываясь в окна окружающих меня домов. — Хватит прятаться!..

В ответ ожидаемая тишина.

— Я знаю, что ты следишь за мной! — добавляю я. — Кто ты?

Если кто-то действительно следит за мной, то я даю ему знать об этом: «Я тебя заметил». Если же это лишь мое воображение, то, возможно, «горожане» запомнят меня — если они способны различать нас — и, сочтя умалишенным, не будут есть.

Отличный план.

— Ну!.. — Есть тут кто, кроме меня, или нет? — Выходи!..

Без раздумий спускаю курок, дуло направлено в стену ближайшего дома и короткая автоматная очередь крошит бетонную панель. После такой выходки этот двор перестанет быть безопасным, мне придется искать другое место для отдыха. И, возможно, для ночлега.

И стоит мне только смириться с тем, что я окончательно потерял рассудок, а вместе с ним и здравый смысл, откуда-то сверху доносится возмущенный оклик:

— Совсем сбрендил?! — кричали определенно мне. — Сюда же сейчас все сбегутся!

Поднимаю голову. Небесные панели зеленоватого оттенка выглядят устрашающе, но куда сильнее меня пугает человек, которого я вижу на крыше. Потому что если это не галлюцинации, то моя паранойя оказалась никакой не паранойей, а хорошо сработавшей чуйкой.

— Черт! Бесишь! А ну поднимайся сюда!

Подняться? Наверх? То есть на крышу?

Но как?

— В подъезд иди! В подъезд!.. — Недолгая пауза, а затем человек с крыши начинает говорить тише. — Во второй, давай резче!.. Они идут!..

Кто они? Откуда идут?

Понимаю, что на то, чтобы задать эти вопросы, у меня нет времени. И притупляя внутренний голос, рекомендующий быть осторожным и не доверять всяким проходимцам, засевшим на крыше, я бегу ко второму подъезду, как мне и было сказано. А все потому, что рекомендации носят исключительно рекомендательный характер и не обязательны к исполнению.

Вот так вот.

Совершая вылазки, я практически никогда не заходил в подъезды. Помнил наказ старожилов из лагеря, что в подъездах опасности больше, чем на улицах, и зачастую тех, кто пренебрегал правилом держаться от них подальше, больше никто не видел. Но второй подъезд панельной пятиэтажки, в который я заскакиваю со скоростью метеора — и интересно, с какой скоростью летают метеоры — оказывается не таким уж и страшным местом. Во всяком случае, на первый взгляд. Обычный такой подъезд, с наполовину выкрашенными в дешманскую зеленую краску стенами, с красно-коричневыми полосками на ступенях, словно на лестнице кто-то расстелил ковер.

На первом этаже расположены почтовые ящики, старые, ржавые, вместо номеров квартир — привычные слуху фамилии. Поднимаюсь на второй этаж, на площадке по четыре квартиры. Две смотрят на меня, две друг на друга. Быстро поднимаюсь выше: третий этаж, четвертый, пятый. Железная лестница на крышу. Или на чердак? Нет, скорее всего, сразу на плоскую крышу.

Люк открыт.

Меня ждут.

И стоит только выбраться наружу…

— Эй, пригнись! — приказывают мне, и я подчиняюсь, пока глаза привыкают к яркому свету.

Удивительно, но с высоты пятиэтажного здания — а это не больше двадцати метров — панели, заменяющие нам небо, ярче. А воздух как будто чище.

— Иди сюда!..

Я иду, гуськом. Колени тут же начинают болеть, словно я старикашка с артритом. Но это все мелочи по сравнению с тем, что человеком, который можно сказать затащил меня сюда, оказывается тощий подросток. На глазах у него очки, похожие на плавательные, но массивнее, из оранжевого пластика. Сухие и жесткие рыжие волосы торчат в разные стороны, паренька бы привести в порядок, подстричь.

Он машет мне рукой, подзывая к себе, подносит палец к губам, мол, ни звука, и я послушно подхожу ближе.

Паренек лежит на крыше, слегка тянется вперед, чтобы посмотреть, что происходит внизу. Я следую его примеру.

— Чертов Вано, — произносит парень.

И только после этого я замечаю знакомую мне лысину.

— Это они на