class="p1">Была и другая группа, принадлежавшая непосредственно городу. Вместо причин продажи у этих рабов указывалась повинность перед законом.

— Наши ребята, — Нот внимательно всмотрелся в описание второй группы.

— Да вот этот неплохо стоит. Сорок три года, и торги начинаются с пятнадцати монет, — Галис показал на один из листков.

— Эти два тоже ничего так, подходят, — Нот показал на другие листы. Десять и двадцать стартовых монет за тридцать три года и тридцать семь лет соответственно.

— Да, цена неплохая. Подойдут, — Галис с вопросом во взгляде посмотрел на меня. — А ты как думаешь, ксат?

— Я никак не думаю. Я даю деньги, всё остальное делаете вы.

Я поспешил отойти от стены, чувствуя, что меня скоро вырвет. Да, в списках были убийцы, насильник и даже оскопившая собственного маленького сына женщина; да, этих всех разумных таковым словом назвать нельзя — но, пожри их всех скверна, как можно продавать и обсуждать как товар? Не проще ли убить или сослать на какие-нибудь пожизненные тяжёлые работы. Или они таким образом заменяют наказание? Не знаю, но это мерзко, и я подобное не могу принять.

— Да это непросто выбирать их, — сказал Галис, когда они с Нотом закончили рассматривать списки. — Да ты не переживай, мы подобрали неплохие варианты. Будем их тянуть.

— Плевать. Главное, не забывайте, сколько у вас на всё денег, включая бюрократию.

Нот уже было начал говорить, что прекрасно это помнит — как прозвучало приглашение в зал. Обычный просторный зал с круглыми столами и широким подиумом в конце. Около него встали разумные с оранжевыми повязками, а покупатели сели за столы, не заняв и четверти от их количества.

На подиум зашёл нутон и попросил зелёные повязки намотать на левый кулак: поднятая рука означает повышение на фиксированную ставку. Объявив, что аукцион начинается — нутон обратился к одному из разумных с оранжевыми повязками. Тот зашёл за кулисы и вывел на подиум первого раба.

— Да они хоть иногда без приказов выходят сами? — прошептал Галис Ноту.

— Только если дети, или тупые, или гордые слишком.

— Да или всё вместе, — хмыкнул одноухий. — Да может ту бабу возьмём?

— Чтобы тебе наконец член оторвали? — усмехнулся Нот. — Но если хочешь рискнуть, то надо спрашивать у ксата.

— Мне плевать, кого вы там возьмёте, — я устало прошлёпать и погрузился обратно в свои мысли, практически не следя за происходящим.

Вторым вывели раба, которого авантюристы присмотрели ранее. Он был худой, с торчащими рёбрами и явно обессиленный, но это Нота и Галиса не смущало. Живо участвуя в торгах, они выкупив раба с человеческими ушами за девяносто пять золотых. Галис только и успел мне сказать, чтобы я вместо расписки показал монеты, как к нашему столику подошёл один из работников аукциона. И тут же ушёл обратно, увидев пять больших золотых монет в моих руках.

Женщину эти двое решили не выкупать, рассудив, что мужик на своём горбу унесёт больше. Цена за второго раба ушла за шесть сотен, а вот третьего авантюристы всё же заграбастали за сто пятьдесят монет. Получилось дешевле запланированного, но сверху наложились ещё десять процентов аукционного сбора, ещё столько же налога на имущество, ещё по десять золотых за регистрацию рабов в ратуше, и ещё по двадцать каждому авантюристу, чтобы хоть какую-то одежду им купили, а то в заплатанных обносках они дальше километра от городских стен не пройдут.

— Говорят, у остроухих с этим делом попроще, — проговорил Нот, когда мы все вышли из ратуши. Два раба с человеческими ушами как получили от новых хозяев приказ молчать, так всё время и держали рты закрытыми, покорно передвигая ногами.

— Да тоже слышал, ага, — Галис хмыкнул, спрятав большую монету во внутренний карман. — Да у них без всего этого происходит, просто купил, оплатил и вперёд.

— Что делать будешь, ксат? — спросил Нот. — Мы на рынок, там подешевле вещи есть. Их ещё накормить надо, а то издохнут по дороге.

Я ничего не ответил, устало посмотрев на затянутое тучами серое небо. У меня уже не было никаких моральных сил таскаться по городу. Хотелось дойти до гостиницы, упасть в кровать и очнуться утром перед отъездом, а лучше вообще у скверной рощи. Вот только мои желания суровая реальность явно не собиралась брать в учёт, так что следующие дни предстоит мне мёрзнуть как последней скотине.

К месту выгрузки с повозок, в четырёх часах ходьбы от скверной рощи — мы приехали к обеду третьего дня без особых эксцессов, хотя утром перед отъездом едва не случился скандал.

Одноглазую эльфийку взбесило появление рабов. Она мне в лицо заявила, что я последняя тварь, втёрся в доверие и выведал всю информацию о виноградной лозе, а сам накупил одноразовых на промысел. Я собрался сказать, что не уподоблюсь мразям, использующим других разумных как бесправные куски мяса — но Галис объяснил одноглазой, что рабы нужны только для переноски вещей. Даже Всебоги не ведают, что именно ксат делает в скверном месте, ибо работает в одиночку и сразу останавливается, если заметит постороннего. На резонное замечание авантюрист показал бумаги, что рабы принадлежат ему и Ноту. Луара окончательно успокоилась после клятвенного заверения Галиса о том, что я еду ради исследований и пары кракчатов, если подвернётся возможность.

Я ещё тогда успел шепнуть Галису, что тот зря подкатывает к остроухой. Когда они приедут забирать нас, то крайне удивятся добыче. Одноухий спокойным голосом заметил, что кожа дешёвая и плевать, сколько я её добуду. А когда мы в день приезда отходили от каравана, то Галис на прощанье подмигнул остроухой, на что та смущённо заулыбалась.

Всё проведённое в дороге время рабы молчали, угрюмо и задумчиво посматривая на авантюристов. Если в день покупки в их взгляде таилась хоть какая-то живительная искорка, то после перепалки с эльфой эти двое едва не плакали, хоть немного и приободрились на словах про переноску вещей и мою скрытность. Когда мы отчаливали от каравана, они молча сгрузили припасы с телег на импровизированные ручные сани и, встав на снегоступы, поплелись за нами.

До назначенного места добираться было тяжело, прокладывая путь через метровые наносы снега. Проваливаясь по пояс, авантюристы первое время громко ругались, но уже на втором часу приняли происходящее как неизбежное. Мы шли строгой линией и каждые пятнадцать минут меняясь местами, чтобы никто не уставал — хотя я, после зимы на скверном материке, мог целые сутки прокладывать такой путь и не запыхаться.

Место для лагерь было выбрано глубоко в лесу на крохотной полянке, в часе ходьбы от скверной рощи. Я было