начал мечтать, как сяду около быстро разожжённого костра, сниму промокшие из-за постоянного проваливания в снег штаны да сапоги и отогрею замёрзшие ноги — да вот только уже темнело, а зимние вечера крайне быстро обращаются ночами.

Сани были брошены у опушки с основной частью провианта, а мы взяли с собой только ткань и дров на первое время, и котелок выпарить воды. Как и на стоянках караванов, ткань обтягивали между деревьев и уже через полчаса поляну окружил трёхметровый забор, а ещё через полчаса три четверти стоянки накрыло широким тентом. Оставшаяся часть предназначалась для разбивки очага.

Пока Нот и рабы натягивали тент, мы с Галисом набрали толстых палок и соорудили небольшой экран, защищая ткань от открытого огня. Но палатки и остальной провиант остались в санях, а в окутанном непроглядной тьмой мире, с затянутым облаками небом и без единого источника света — мог без проблем ориентироваться только покрытый морщинами разумный. Именно он следующие четыре часа морозил эти самые морщины, два раза ходя к саням. Остальные то же не грелись у костра, а вооружились факелами и помчались в лес за валежником.

К моему второму возвращению около стены уже стояли козлы, и рабы вовсю напиливали приволочённые стволы деревьев, заполняя воздух задорным уханьем пилы. Я приятно удивился тому, что авантюристы не гнобили мужиков и позволяли им греться у костра столько, сколько те посчитают нужным. Из-за этого рабы не отлынивали от работы. Окончательно они ободрились от равной нашей порции наваристого ужина.

Утром план на день был составлен быстро. Рабы сначала притаскивают всё оставшееся с саней, а потом поочерёдно ищут валежник и утрамбовывают путь обратно к дороге: этими двумя вещами они должны заниматься до отъезда. Авантюристы отправлялись на разведку в разные части леса, собираясь вернуться к вечеру. Я же за несколько часов протоптал путь к порченой роще.

У скверных мест зимой какая-то своя особенная, завораживающая стать. Нелогичное явление всецело отдавалось логике холодов, застывая и коченея. Искривлённые деревья как солевые истуканы замирали, сопротивляясь самым резким порывам ветра. Их искривлённые кроны зонтом покрывались снегом. В глубине защитного периметра свет будто источался и, казалось, что там открывались врата в иное дьявольское измерение. Если вспомнить повадки порождений, то подобная аналогия кажется вполне уместной.

Вытоптав полянку в десяти метрах от защитного леса — я скинул с себя плащ, паранаю, рюкзак и пояс с содержимым. Всё ценное, что могла пожрать скверна. Хотя подношения я всё же принёс. Лог.

Личное имущество:

…

Структурная прочность: 0/39

…

Структурная прочность: 0/63

…

Труселя-парусина и носочки. Нужную информацию я узнал с оценкой, но хотелось довести дело до конца. Трусы из тонкой нежной ткани наподобие сатина, а детские носки из толстой шерсти — значения структурной прочности прямо доказывают, что скорость поглощения напрямую зависит от материала предмета. Да, обе вещи с хранилищем маны и у носков оно больше, это повлияет на конечный результат — но погрешность в исследовании нивелирует пара обычныхшерстяных носочков, купленных на рынке. Их я положил рядом с искривлёнными скверной деревьями и направился вглубь рощи. Одежда у меня из плотных материалов, так что поглощаться будет долго.

Простые носочки скверна поглотила за пять часов. Это поставило точку в первом исследовании: в плотной одежде можно три часа беспрерывно находится в скверне. А следить за уровнем осквернения можно по подаренному Налдасом ножику.

Весь день я занимался подготовкой, изучал рощу и повадки кракчатов. Как и осенью, скверные вепри безмозглыми болванчиками ходили по круговым тропинкам, протоптанным в снегу аж до самой земли. Первая вытоптанная дорожка нашлась через триста метров от начала скверной рощи, вторая ещё через триста метров, и третья, и четвёртая. Для запланированного хватит и этих четырёх тропинок, к тому же я как следует протоптал дорожку до четвёртого пути. Если вначале я до него добирался больше часа на снегоступах, то под конец без оных требовалось не больше двадцати минут. Также подметил кусты Еурской виноградной лозы скверны для добычи, и кое-как нашёл гнездовья полёвки. Слишком сложно отыскать на снежном полотне небольшую кочку в полсантиметра глубиной.

— Да я смотрю, ты весь день развлекался, — усмехнулся Галис, когда я затемно вернулся в лагерь и сразу же пристроился у костра, отогревая замёрзшие руки.

— Провёл его с пользой для ума и здоровья, — меня аж всего передёрнуло от накопившегося холода.

— Выпей, не хватало ещё тебе слечь здесь, — Нот протянул мне кружку с густым зелёным отваром из трав, с навязчивым привкусом хвои и рябины. — Сегодня без добычи?

— Завтра начну. Банки в ящике не разбились?

— Да целы они, я проверил, — Галис отмахнулся. — Да ты лучше скажи, что там и как. Ну, чего вообще изучал. Да что ты вообще там делаешь, кроме убийства тварей?

— Галис, без обид, но ты же первой бабе всё разболтаешь. От моих знаний напрямую зависит моя жизнь. И если всё это разболтать, если всё это станет известно, то во мне уже не будет надобности, — я показательно провёл пальцем по горлу.

— Да это ты зря так говоришь, — насупился Галис. — Да мы и так связаны с этим твоим… дружком.

— Галис прав, ксат. У тебя есть своя правда, мы её понимаем. Но навредить тебе мы не сможем.

— Да за этих можешь вообще не переживать. Они уж точно ничего никому не расскажут, — одноухий кивнул в сторону рабов, сидящих чуть поодаль и старательно парадировавших ветошь.

Я несколько секунд думал, стоит ли вообще что-то рассказывать, а если и стоит, то что именно? В итоге, на расчищенной от снега земле, я нарисовал прямую линию и поодаль от неё понатыкал палочек.

— Рассказ Луары про виноградные лозы помните? — авантюристы кивнули. — Эта линия — путь кракчата в той роще, а палочки — это лозы. Как бы ни петлял путь, но он никогда не приблизится к лозам ближе, чем на шестьдесят метров. А теперь вспомните, что Луара говорила про лозы.

— Что? — в гнусавом голосе Нота чувствовалось непонимание, и некая степень интереса.

— Что их существует четыре типа. Пока я ходил, примерно из двадцати увиденных десять были с зелёными ягодами, шесть с синими, три с красными и только одна с чёрными. Как они такими получаются? Они не обычные растения, как та же тыква, по мере роста меняющая свой цвет от зелёного к оранжевому. И они не монстры, растущие от убийств как те же гоблины, ведь в глубине рощи лианы никого не убивают. Так, всё же, почему появляются разные виды одной твари с нарочито