В. – Обратите внимание на эти кадры – перед тем, как дверь открылась. Пенни отняла руку. Все движение занимает какие-нибудь пять кадров. Я бы сказал, что она ее просто вырвала.

С. – Смотри-ка, из этой камеры видно окно Гарри. Там только что зажегся свет.

П. – Очень маленькая картинка. Ничего не разобрать.

С. – Окно рядом с подъездом, куда они вошли. А Гарри как раз убрал свою камеру с подоконника. Можешь полюбоваться вблизи на него и на его Пенни. Я бы посоветовала Гарри закрыть ставни.

П. – Там нет никаких ставен – посмотри из камеры снаружи.

С. – Ну хотя бы задернуть шторы. Все-таки если они собираются кое-чем заниматься… Пусть даже через компьютер…

П. – Они знают, что поблизости нет домов.

М. – Кто был прав? Они уезжают. Проезжают мимо этой камеры… Теперь мимо этой…

В. – Они могут вернуться. Если Пенни и Гарри не сумеют сами к тому времени все испортить.

в которой в мире грубой материи почти ничего не происходит, Брайен и Лора упорно остаются за пределами видимости, между тем как Пенни и Гарри стараются прояснить некоторые важные моменты собственных биографий, а Улисс Г. Голдсмит в тревоге внемлет неведомому голосу и кочует из одного бара в другой.

В. – Я мог бы подключить программу для расшифровки речи, но по-моему, мы не услышим ничего интересного…

М. – Можете оставить все как есть. До этого она не хотела расставаться с девственностью, теперь она не хочет разговаривать…

Камера расположена иначе, чем раньше – не на компьютере и не на подоконнике. Видно часть окна, за которым уже совсем стемнело.

Гарри и Пенни все еще в верхней одежде. Он что-то спрашивает. Пенни отрицательно трясет головой. Гарри снова что-то говорит. Она пожимает плечами. Он снова обращается к ней – и замолкает, подчиняясь ее жесту. Нахмурясь, сжав ладонями виски, она ловит какую-то ускользающую мысль. Наконец лицо ее разглаживается. Она указывает рукой на свою сумку, подходит к ней и достает из нее «лэптоп» – переносной компьютер. Вдвоем с Гарри они подсоединяют его к компьютеру, стоящему на столе.

Г. – Пенни…

П. – Хватит, остановись. Давай говорить о чем-нибудь другом.

Г. – Хорошо. О чем?

П. – Не знаю. Пойми, Гарри, я очень хорошо к тебе отношусь. Но мне трудно. Я не знаю в чем дело.

Г. – Но я же и говорил: надо во всем разобраться, иначе будет поздно.

П. – Может быть, но тогда надо начинать с какого-то другого конца, не то у нас прямо какая-то семейная разборка.

Г. – Я готов, ты знаешь, лишь бы знать с какого.

П. – А ты не догадываешься? Ты столько всего читаешь? Откуда все начиналось?

Г. – У меня голова идет кругом.

П. – Давай поговорим о наших родителях. Твоя мама тебя любила?

Г. – Не знаю. Мне ее очень не хватало. Ты ведь знаешь, она художница. Она все время много работала. Когда добилась успеха, она стала появляться дома еще реже.

П. – Она добилась успеха рано?

Г. – Не очень, но я бы сказал, что она все время много работала. Сейчас у нее квартира и ателье в Нью-Йорке, но она даже никогда не держала дома своих произведений. Отец говорил, что в самом начале она работала у нас в гараже, но это было еще до моего рождения.

П. – А меня мой папа очень любил. Иногда я думаю… может быть, даже больше, чем надо.

Г. – В каком смысле? В каком-нибудь особенном?

Лицо Пенни крупным планом. Губы вытянуты в нитку. Хорошо видно красные пятна на щеках.

П. – Извини. Конечно, мы должны во всем разобраться. Поэтому я и предложила компьютер. Так легче… Нет, не в особенном. Просто через край.

Г. – Тебе это нравилось?

П. – Конечно, нравилось. Он любил меня как-то трепетно. Чувствовалось, что он все время думает обо мне. Думает, что я внутри себя чувствую. Мы очень хорошо понимали друг друга. Почти телепатия. Поэтому я и переношу с трудом, когда меня не любят.

Г. – Я тебя очень люблю! Просто я чувствую себя не очень уверенно. Мне кажется, что от этого разговора многое зависит. А что за отношения были у тебя с мамой?

П. – По-моему, никакие. Мне кажется, она ревновала меня к нему. Я ее не уважала. Я больше похожа на папу, чем на нее – ты видел, я показывала тебе фотографии. Она была маленькая, маленького роста. Рыжая. У нее редко хватало характера, даже на то, чтобы просто поссориться, но было видно, что ей очень не нравится, как он ко мне относится. Тогда она начинала его доводить.

Г. – Как?

П. – Например, не отвечала на вопросы. Брала машину и забывала сказать, когда вернет. У нас тогда была одна машина.

Г. – Но когда-то до этого они любили друг друга?

П. – Не знаю. У меня с ней не такие отношения, чтобы спросить. Я вообще не знаю, почему он на ней женился. Она явно не его типа.

Г. – А почему не спросить его? Боишься, что он может ответить «да»?

П. – Почему ты так агрессивен сегодня? Постарайся ответить на этот вопрос, Гарри. Если мы взялись разбираться, игра не должна быть в одни ворота.

М. – У них это, кажется, называется «психоанализ». Как вы считаете, Вальмон, долго они собираются еще так разговаривать? Может быть, оставим опять за ними наблюдать слуг, а сами вернемся к Самтеру, вдруг он действительно нашел шампанское? Он более забавен.

В. – Дайте ему время. Откровенно говоря, мне надоело переносить внимание на такие расстояния. Мы с Планше проверили, где сейчас находится отец Пенелопы – не желаете на него взглянуть? Интересно, если вы вселитесь в его дочь, как следует именовать ваши родственные отношения? Должен ли он будет считаться вашим приемным отцом?

М. – Как вы его обнаружили?

В. – По мобильному телефону. Послали вызов, проследили путь. Эта черная вещица у него в руке и есть мобильный телефон.

М. – Я думала, что отец Пенни выглядит иначе.

(Съемка ведется сверху из-за стойки бара)

Рослый немолодой мужчина с очень правильными, как у греческой статуи, чертами лица и вьющимися светлыми волосами, с недоумением и тревогой смотрит на свой мобильный телефон. Он в расстегнутом пальто, под которым видны костюм с галстуком. Рядом с ним на стойке широкий стакан, из тех, в которых подают виски со льдом.