На следующее утро (достаточно условное для бесконечного полярного дня в летнее время) приступили к разборке и сортировке экспедиционного имущества. Первое время погода не мешала этой работе, однако потом усилился ветер, а вскоре пошел легкий снежок, перемежающийся с моросящим дождем. Люди потянулись к костру, а затем укрылись от непогоды в палатки. На следующий день все повторилось, так что оставалось заниматься в стане лишь самой грубой физической работой, которой, впрочем, в экспедиции всегда хватает. Только 12 июля солнце пробилось сквозь плотное облачное покрывало, прекратилась морось и можно было приступить к первым ближним экскурсиям — сначала к устью реки Северной Крестовой. В современных отложениях Русанов вновь обнаружил фрагменты лигнита, причем неокатанного — можно было рассчитывать, что его коренное месторождение где-то поблизости, возможно, совсем рядом. Лиха беда начало!

Два дня спустя Крамер и Быков, обрадовавшись поначалу солнечной и ясной погоде, испытали на себе удары «стока», так сотрясавшего штативы инструментов для фотограмметрической съемки, что работать было невозможно. Новая Земля впервые в полевом сезоне проявила свой нрав всерьез и не в последний раз… Частично эта неудача была компенсирована на следующий день результатами рекогносцировки со Становой горы, когда восточнее кута Крестовой губы были обнаружены устья трех долин, выходящих из центральной части острова, — очевидно, по средней из них в прошлом году Русанов и совершил свой марш-бросок к морю. Были и другие первые пока попутные наблюдения — например, повсеместное развитие обширных дельт свидетельствовало о продолжающемся поднятии Новой Земли из моря, что, кстати, подтверждалось и наличием береговых террасс — на побережье — все это сулило исследователю самое широкое поле деятельности уже в ближайшем будущем. Сравнение с картой Главного гидрографического управления показало, что очертания берегов Крестовой губы в основном совпадают, зато один из островов на карте отсутствовал и т. д. Западнее стана Русанов обнаружил серые известняки с хорошо сохранившейся ископаемой фауной раковин-продуктусов, характерных для каменноугольного периода. Своя добыча была и у Лоренца — он обнаружил новый вид папоротника и даже гнездо шмелей (сами эти насекомые не были чем-то необычным на Новой Земле), одновременно встретив на южных и юго-западных склонах горы Становой сплошное переплетение ползучей ивы вместе с сообществом разнообразных цветковых, среди которых выделялись неприхотливые незабудки.

Для участников экспедиции окружающий полярный ландшафт постепенно становился своим, и даже новички находили его по-своему привлекательным, хотя и непривычным, возможно чересчур загадочным для восприятия человека с материка, что позднее нашло отражение в экспедиционном отчете, судя по вниманию к природным процессам и рельефу, написанном именно Русановым:

«В соседстве с ними в долины падают мощные ледники, прорывшие себе глубокие пути среди неприступного кряжа диких и неприветливых гор, куда устремилась бирюзовая водная гладь 90-верстной Крестовой губы, охваченной прозрачной летней ночью с ее молочными сумерками и померкшим солнцем над горизонтом. Отсутствие здесь теней нарушает перспективу и придает горам характер панорамы, теряющейся со стороны востока в едва приметных красках бледного неба.

Светло, как днем, но в природе все-таки чувствуется сон и необычная полночь, нежная в красках, но суровая в своих очертаниях. Есть что-то сказочное, но недосказанное, загадочное в летней полярной ночи, что раздражает художественное чутье человека и, пробуждая в нем дух отваги, предприимчивости и любознательности, влечет все дальше к северу» (1945, с. 113). Русановское авторство приведенного текста (который слишком созвучен таким художникам своего времени, как Бакст, Сомов или Лансере) подтверждается еще и последней фразой — из всех участников экспедиции 1909 года «дух отваги, предприимчивости и любознательности» увел дальше на север только его самого. Еще одно обстоятельство относительно стиля старинных экспедиционных отчетов, в которых блестящим образом сочеталась настоящая литература с настоящей наукой, что, например, характерно для книг Владимира Клавдиевича Арсеньева. Весьма вероятно, что при иной судьбе Русанов своими ненаписанными книгами, возможно, затмил бы славу Арсеньева как писате-ля-путешественника. Отмечаю это сознательно, чтобы показать, что экспедиции на протяжении веков были не только проявлением научного, но одновременно и духовного поиска, даже если в настоящей книге приходится больше уделять места экспедиционной прозе.

Очередной период непогоды был использован для работы в экспедиционном лагере (стане) для подготовки к шлюпочному походу на север, тем более что возни с «плавсредствами», судя по опубликованному дневнику А. А. Быкова, оказалось немало. В распоряжении экспедиции было три суденышка. Однако самая маленькая парусная шлюпка не годилась для открытого побережья, для большого карбаса нехва-тало команды. Третье же «судно» отличалось изрядным возрастом, порядочно текло, местами борта его подгнили. Позднее его срочно подконопатили, еще раз просмолили и для крепости набили на киль старый металлический полоз от нарт.

Среди участников сложились дружеские отношения, но Быков в своем дневнике явно выделяет среди остальных именно Русанова, к которому испытывал неподдельную симпатию, как к старшему и более опытному товарищу, профессиональному исследователю, у которого было чему поучиться, что следует из целого ряда описанных им эпизодов. Например, когда Русанов при выгрузке повредил ногу упавшим ящиком, несмотря на травму он продолжал участвовать в общих работах, одновременно оглядывая окрестности. Потом начинает собираться, вешает через плечо сумку для образцов, засовывает за пояс геологический молоток и, вооружившись для страховки палкой-клюкой, найденной на берегу среди плавника, отправляется в путь. Товарищи пытаются унять нетерпеливого геолога:

Куда вы с такой ногой и в такую погоду?

— Только в небольшую экскурсию. Вот поброжу неподалеку и скоро вернусь, — отвечает он, чтобы вернуться через несколько часов с тяжеленной сумкой образцов, которую и иному здоровяку поднять не под силу.

Затем долго раскладывает на брезенте непонятные для непосвященных «камни», порой изучает их с лупой и тут же комментирует свой «улов», заражая остальных неподдельным интересом к этим невзрачным странным кускам породы, а его «болельщики» постепенно проникаются научной значимостью русановских находок. Или демонстрирует отпечатки морской фауны былых времен, навечно запечатленные в камне, свободно оперируя возрастами в сотни миллионов лет. Тут же пускается в теоретические изыски, обращая особое внимание на полезные ископаемые — мрамор, аспидный камень, диабазы и другие. Нередко вечер у костра заканчивался песнями, среди которых порой звучала «Марсельеза». Из других событий отметим посещение губы Крестовой 21 июля судами известного архангельского рыбопромышленника Д. Н. Масленникова «Николай» и «Дмитрий Солунский», поскольку читателю еще предстоит встреча с этими судами на страницах настоящей книги.

Неудивительно, что такие качества, как преданность профессии, энтузиазм, внимание к другим участникам экспедиции, и сформировали отмеченное выше отношение А. А. Быкова к своему кумиру. Несомненно одно — с самого начала экспедиции именно Русанов стал ее неформальным лидером и тем участником, который взвалил на свои плечи если не формальную, то реальную ответственность за ее успешное завершение.