Фатима выдвинула челюсть.

– Вы хотите что-то сказать, агент?

– Разрешите говорить откровенно? – Лицо Хадии изменилось в ответ.

– Вы думаете, вы в армии? Говорите, что хотели сказать.

Слова хлынули потоком:

– Вы знаете, как стыдно было узнать, что вы придумали положение, чтобы оставить меня в участке в воскресенье? Что мне пришлось спорить с вами перед другими агентами?

В этом все дело?

– Я уже говорила, я пыталась вас защитить.

– Мне не нужна защита! – выкрикнула Хадия в ответ. – Я могу…

– …за себя постоять, – закончила Фатима. – Я видела. Откуда я могла знать, что вы деретесь, как… ниндзя?

– Вы могли спросить! Вы могли позволить мне быть вашей напарницей, вместо того чтобы заменять меня первым попавшимся амбалом, которого нашли. – Она разочарованно фыркнула, и ее рука с мечом обвисла. – Я была единственной женщиной в академии. Уж вы-то должны знать, каково это. Кроме Онси, остальная часть моей группы почти со мной не разговаривала – будто вежливость каким-то образом превратилась в эиб[60] или, хуже того, в харам. Непрошеные лекции от мужчин-преподавателей об опасности женщины на рабочем месте мне особенно нравились – будто их бабушки не торговали на базарах или не помогали в поле. Я ожидала, что после назначения мне придется столкнуться с людьми, которые будут считать, что я не соответствую требованиям. Которые подумают, что я не на своем месте. Которые увидят во мне девчонку и усадят меня за стол. Но, валлахи, я подумать не могла, что вы будете одной из них!

Фатима вздрогнула. Это ее задело. Она опустила меч.

– Я не привыкла работать с другими.

– С той высокой нубийкой с когтями вы работали прекрасно, – заметила Хадия.

– Это совсем другое. Сити… это просто другое.

– Не какая-нибудь там разнеженная хиджаби[61], имеете в виду? Которая беспокоится об этикете и приличиях? Переживает о пропущенном саляте? Которую вы считаете слишком деликатной, чтобы допускать к опасной работе? Так что, вы просто засунете меня на полку?

Фатима почувствовала, как к щекам приливает кровь.

Хадия скорчила гримасу, как человек, знавший ответ на свой вопрос – но надеявшийся на другой исход.

– Я так и думала. – Она внезапно выпрямилась и расправила плечи. – Но вам не повезло. Я тренировалась, чтобы стать агентом в министерстве, зная обо всех опасностях, которые могут меня поджидать, я пережила академию и выпустилась лучшей в своей группе, потому что я невероятная, потому что я заслужила право здесь работать, потому баракаху[62], которым меня одарил Аллах, нет конца. Так что вам придется смириться с тем фактом, что я ваша напарница. С тем, что больше вы одна работать не будете. Я буду прикрывать вашу спину. Когда вы стерпитесь с этой мыслью, дайте мне знать!

Встретив взгляд темно-карих глаз Хадии, Фатима продолжала молчать. Новенькую почти трясло, ее смуглые щеки залились краской.

– Это было круто. Вы практиковались?

– Может быть. Пару раз. У зеркала. – Сглотнула Хадия.

Фатима фыркнула, не в силах удержаться от смеха. Маска Хадии треснула, и она тоже рассмеялась.

– Вы правы, – признала Фатима. – Прошу прощения. Когда я только начинала, меня бесило, если агенты со мной так поступали. Поэтому я из кожи вон лезла и рисковала, где только могла, чтобы доказать их неправоту.

– Я слышала о ваших расследованиях, – сказала Хадия. – Очень храбро.

– Нет, часто мои поступки были глупыми. Чуть себя не убила. Ничего из этого не понадобилось бы, если бы люди обращались со мной как с равной. Вам не стоит повторять мои ошибки. – Ее голос стал серьезным. – Но мне нужно, чтобы вы мне доверяли. Я занимаюсь этой работой дольше вас. Иногда я могу приказать вам идти домой. Даже если вам кажется, что это неправильно. Если у вас проблемы с моими решениями, обсудите это со мной позже. Не действуйте за моей спиной только из-за того, что считаете себя правой.

На этот раз вздрогнула Хадия. Она кивнула и подняла клинок.

– Хотите еще бить друг друга?

– Нет, пока не справлюсь с привычкой щуриться. Никогда не думали о том, чтобы носить с собой меч? Может, трость?

– Это больше… в вашем стиле. Сочетается с костюмами.

– Знаете, вы никогда меня об этом не спрашивали. О моих костюмах.

– А должна? Вы никогда не спрашивали о моих потрясающе современных хиджабах.

Фатима ухмыльнулась, наслаждаясь короткой передышкой.

– Нам лучше вернуться к работе. Нам уже, скорее всего, целую гору бумаги навалили.

– Еще один день охоты за появлениями аль-Джахиза, – вздохнула Хадия. – Я начинаю подозревать, что начальство и городская администрация просто не хотят поднимать шумиху перед королевским мирным саммитом. Они думают, что если мы не разворошим осиное гнездо, то, может, все пройдет спокойно.

– Вы не так уж и не правы.

– Но я бы не отказалась от раунда с этим пепельным гулем.

– Пепельным гулем? – подняла бровь Фатима.

– Я его так называю. Мы не можем еще раз поговорить с Мустафой?

– Чтобы он в десятый раз рассказал о чудесах аль-Джахиза? Не думаю, что он по-настоящему связан с самозванцем. Его просто использовали.

– Этот самозванец, – сказала Хадия. – Он в этом хорош. В использовании людей. То, что он говорил воскресной ночью насчет общества. Он не врал. Он просто искажал, бил по нашим слабостям. Знал, как настроить толпу против нас и как мы отреагируем.

Фатима разделяла ее тревогу. Кем бы самозванец ни был, он изучил город. Так же хорошо, как изучил аль-Джахиза. Он не собирался исчезать, как надеялись начальство и городская администрация. У него был план. И они должны его разгадать.

В дверь постучали. Фатима подошла, чтобы ее открыть, и обнаружила курьера-автоевнуха. Тот произнес стандартное приветствие, провел верификацию и вручил послание, после чего сбежал. Что, теперь уже никто не пользуется телефоном? Она открыла записку, которая, на удивление, была на английском.

– Приглашение, – прочитала она. – От Александра Уортингтона. Он согласился на интервью. Думаю, у нас только что появился шанс отыскать настоящие зацепки.

До имения Уортингтона они добрались ко второй половине утра. При свете дня обширный особняк поражал еще больше. Автоматическая повозка подкатилась по дорожке к дому, где уже припарковалось несколько машин с хорошо одетыми водителями, лениво облокотившимися на свои экипажи – они привыкли к долгому ожиданию между поездками.