среднего класса совершенно бессильны, лишены собственной воли и могут выступать только в роли объектов управления либо в качестве пассивных жертв чьих-то манипуляций. Такая вера в бессилие маленького человека годами прививалась низам общества. Но в то же время недовольство, обиды, а порой просто материальные лишения толкали людей на улицы. Это вполне обоснованное вызванное объективным положением дел и справедливое недовольство, однако, не находило адекватного идейного и даже лексического выражения. Язык левых был скомпрометирован — как неолиберальной пропагандой, так не в последнюю очередь и самими левыми, сменившими классовую риторику на идеологию защиты меньшинств и оказавшихся совершенно беспомощными перед лицом проблем, волнующих подавляющее большинство граждан (включая и подавляющее число представителей тех самых меньшинств, неожиданно, но обоснованно перед лицом большой беды отождествивших себя с большинством). Толпы, выходящие на улицу, не могли четко выразить, чего они хотят. Они требовали одного, добивались другого, а имели в виду третье. Но это было неминуемое пробуждение общества, еще не до конца сумевшего преодолеть многолетний сон разума.

ГЛАВА 2. КОНФЛИКТЫ, ГОЛОД И ПЕРЕСТРОЙКА ЭКОНОМИКИ

В откровении Иоанна Богослова конец света возвещают четыре всадника Апокалипсиса, символизирующие болезни, голод, войну и смерть. К несчастью, закат эпохи неолиберализма вполне соответствовал древним пророчествам. Еще не завершилась пандемия ковида, а в Европе уже развернулся масштабный конфликт — между Россией и Украиной.

Больших войн между государствами здесь не было с 1945 года. Череда вооруженных конфликтов, порожденных на Балканах распадом Югославии, все же была чем-то вроде междоусобицы, пусть и крайне кровавой и сопровождавшейся интервенцией Запада. По той же логике развивались и конфликты на постсоветском пространстве, включая и восстание на Юго-Востоке Украины в 2014 году, приведшее к отделению Донецка с Луганском, а также к присоединению Крыма к России. Даже войны, происходившие за пределами Европы, по большей части не принимали форму межгосударственных столкновений. После затяжной войны Ирана и Ирака речь шла либо о коалиционных усилиях Запада, занимавшегося наказанием того или иного режима в Азии, либо о гражданских войнах, сопровождавшихся иностранными интервенциями.

НЕВОЗМОЖНОЕ СЛУЧИЛОСЬ

На протяжении десятилетий мир жил с представлением, что, хотя войны по-прежнему возможны, подобные события происходят исключительно на периферии капиталистической системы, не затрагивая напрямую ее центр. Однако благодаря распаду советского блока и формированию на его руинах новых олигархических режимов периферийный капитализм прочно обосновался на востоке Европы, в непосредственной географической близости к странам центра.

Тем не менее вооруженный конфликт между Россией и Украиной, разразившийся в 2022 году и быстро принявший черты глобального противостояния, в которое прямо или косвенно оказались вовлечены почти все страны мира, не возник на пустом месте и не был вызван исключительно волей или ошибками политиков. Ситуация созревала на протяжении долгого времени, и не только в плане политическом.

Анализируя изменения, произошедшие в начале XXI века, американский социолог Уильям Робинсон отмечает, что демонтаж социального государства и сокращение соответствующих статей государственных расходов сопровождались перераспределением средств в пользу силовых структур (не только военных, но и полицейских). Причем речь идет не только об изменении структуры бюджетов, но и о том, что были запущены экономические процессы, которые он называет «милитаризированным и репрессивным накоплением» (militarized accumulation and accumulation by repression). Разумеется, развитие этого процесса было неравномерным. Окончание холодной войны сопровождалось резким сокращением военных расходов, что тоже имело немалое значение для неолиберального проекта, поскольку вело к массовым увольнениям работников, причем именно в тех отраслях, где ранее занятость была высокооплачиваемой и гарантированной. Это способствовало трансформации рынка труда, прекаризации и установлению системы «гибких» (flexible) трудовых отношений в интересах капитала. Однако параллельно с сокращением чисто военных расходов происходило стремительное наращивание различных спецслужб, полицейских и охранных структур (государственных и частных), их перевооружение и технологическое преобразование. В целом силовой блок большинства государств все более приобретал именно репрессивно-контрольные функции. Тем не менее уже Война в заливе в 1991 году показала, что разоружение было лишь временным этапом в развитии силового блока. Борьба против терроризма (на Западе) и необходимость подавления сепаратизма (в России) обеспечили идеологическое обоснование новому росту военных расходов в начале 2000-х годов. Несмотря на то что массовое производство тяжелых вооружений во многих странах было свернуто, расходы на силовой блок повсюду оставались крайне высокими или росли.

«Наращивание военных расходов, — пишет Робинсон, — прикрывается заимствованиями на международных финансовых рынках. Взятые в долг деньги потом идут на поддержание милитаризированного накопления и выплату процентов кредиторам. Характер этого процесса становится очевидным, когда мы оцениваем масштабы выплат одних лишь процентов по долгам, связанным с войнами в Ираке и Афганистане. Речь идет о суммах, оценочно равных 7,5 триллиона долларов к 2050 году»[264].

В этом плане процессы, происходившие в России с ее явной тенденцией неуклонного повышения государственных расходов на силовые структуры, ростом численности этих структур и расширением их вмешательства в разные стороны жизни, были не исключением из общего правила, а скорее, как это часто происходило в русской истории, крайним, даже экстремальным, но все же проявлением общей тенденции.

«Чем более государственная политика ориентирована на войну и репрессии, — продолжает Робинсон, — тем больше возможностей открывается для транснационального накопления капитала, тем больше политические представители транснационального капитала и руководство корпораций стремится влиять на государственную политику, усиливая именно эти тенденции. В результате политическая культура капитализма фашизируется»[265].

Известная театральная поговорка, приписываемая Антону Чехову, гласит, что если в первом действии на сцене висит ружье, то в одном из последующих актов оно обязательно должно выстрелить. Экономическая логика капитализма действовала в том же направлении, тем более что стены всех участников драмы уже были увешаны оружием. В 2022 году «ружье» выстрелило.

МИРОВАЯ ВОЙНА НА ЛОКАЛЬНОЙ ТЕРРИТОРИИ

Конфликт между Украиной и Россией развивался длительное время и вызван был отнюдь не идеологическими пристрастиями элит этих двух государств. Хотя на первых порах происходящее выглядело как трагикомические разногласия по поводу интерпретации истории, статуса русского языка на Украине и раздела паствы между Московским и Киевским патриархами православной церкви, реальные причины противостояния лежали в сфере корпоративных интересов и экономики. Наличие этих серьезных интересов как раз и предопределяло остроту, которую раз за разом принимали культурные конфликты, равно как и абсурдность предлагавшихся сторонами идеологических решений. Борьба за использование остатков советской инфраструктуры, доставшихся правящим классам двух государств, конкуренция на рынке зерна, попытки российского и западного капитала захватить наиболее прибыльные сектора украинской экономики, испытывавшей постоянный дефицит инвестиций, — все это создавало поле для многочисленных столкновений и запутанных интриг. Постоянное нагнетание напряженности и взаимные обвинения, однако, не мешали сторонам взаимодействовать друг с