удовлетворили. Подписав кое-какие бумаги, банк принял сокровища Де Селби, а их временный хранитель вновь выбрался на улицу. И вскоре уже созерцал стакан прохладной воды «Виши». Чудесно, как дельцы, знающие свое дело, умеют гладко делать дела.

Мик чувствовал себя не праздным, а не занятым. Чем ему увлечь себя до вторника, когда состоится его вторая встреча с Джеймзом Джойсом в Скерриз?

Чтобы осмыслить это глубже и полнее, он заказал второй напиток, хотя искренне недоволен был даже и с невинным питием в столь ранний час, когда, можно сказать, утро еще толком не началось. Однако заботы его тяжки, и он словно бы принял на себя образ кабинетного министра. Что значит — «кабинетного»? Премьер-министра, точнее было б сказать. Политика в некоторых ключевых отношениях была его личной задачей: он принимал — и уже принял — важнейшие решения. Его намерение удалиться от мира лично, до конца своих дней, было, вероятно, самым важным — но лишь в отношении его самого и его бессмертной души; последние же дела с Банком Ирландии касались всего рода людского, ныне и присно. А что ж Де Селби? Убить его было б непоправимо грешно, однако на ум Мику пришел срединный и менее лютый промысел, кой, несомненно, выдавал в нем академичность сознания. Он потратит незанятые выходные на точную и сдержанную запись фактов, касающихся Де Селби, его химической работы и дьявольских замыслов, а также предпринятых действий, вплоть до сегодняшнего утра. И этот документ он вручит аббату траппистского дома, в котором окажется, тем самым передавая уму постарше и помудрее решение о личном будущем Де Селби, а также о судьбе адского имущества, кое, несомненно, громоздилось в мастерской «Шур-мура».

И вот еще что: сообщить Мэри, что у него, так сказать, нет нужды в ее пригляде. Письмо — немыслимо и трусливо, да и желательно подчеркнуть, что именно строгий, закрытый орден — а не другая женщина — подтолкнул его столь резко передумать. В понедельник или вторник он попросит ее встретиться с ним вечером в гостинице «Рапс». Это место приятно удалено для бурной сцены, если таковой суждено случиться, а также всегда возможно, что там окажется Хэкетт.

К тому времени его второе расследование Джойса завершится, и, вероятно, возникнет решение, что делать с этим странным человеком — и делать ли что-нибудь вообще. Разобраться и с ним, и с Мэри и Хэкеттом заодно — грандиозная программа на один вечер.

Глава 18

В поезде на Скерриз во вторник вечером настроение его было мирным — успокоенным даже, справедливее будет сказать. Quesque faber fortunae suae, как гласит избитая цитата: всяк кузнец своей кутерьмы{119}. И все же он не считал, что подобный взгляд действен. Мик осознавал вездесущую двусмысленность: иногда, казалось, он диктовал события с божественной на то властью, а временами видел себя игрушкой неумолимых сил. В этой поездке в частности он чуял, что надо ждать проявлений Джойса и принимать его как есть. Джойс уже распалил Мику любопытство, сказав, что работает над книгой — безымянной, без единого намека на содержание. Кто знает, он мог бы оказаться самозванцем — или же исключительным примером физического сходства. Однако внешность его была подлинной, и он явно пожил на континенте. В самом деле, нельзя было считать его одной из задач Мика — скорее, интересным отвлечением для человека, теперь уж поднаторевшего вмешиваться в чужие дела. Мик очень кстати не оставил ни своего личного, ни делового адреса, и нельзя сказать, будто Джойс знал о нем что бы то ни было порочащее.

Гостиница оказалась заведением простым, без бара, но некий старик, неприметный в манерах и одежде до такой степени, что неясно было, слуга он или владелец, провел Мика по коридору в «гостиную, где господа принимають напитки». То была скверно освещенная комната, маленькая, с линолеумом на полу, несколькими маленькими столиками там и сям, а в жаровне мерцал огонь. Мик был один, согласился со своим хозяином, что вечер для этого времени года никудышный, и заказал маленький херес.

— Я ожидаю друга, — добавил он.

Но Джойс оказался пунктуален. Появился он бесшумно, очень тщательно одетый, тихий, спокойный, в маленькой черной шляпе, венчавшей его некрупные строгие черты, в руке — крепкая прогулочная трость. После легкого поклона он сел.

— Я взял на себя смелость попутно заказать кое-что, — сказал он, чуть улыбнувшись, — мы, люди этой профессии, стараемся беречь ноги других. Надеюсь, вы «на пятерочку»?

Мик легко рассмеялся.

— Великолепно, — сказал он. — Прогулка от станции бодрит сама по себе. Вот ваш напиток, я угощаю.

Джойс не ответил, взявшись прикуривать небольшую черную сигару.

— Я слегка робею, — сказал он. — У вас, судя по всему, в этой стране множество связей. Завидую вам. Я знаю кое-кого — но друзья? Ах!

— Возможно, вы по природе более уединенного сорта человек, — предположил Мик. — Вероятно, компания в целом вам не очень приятна. Я лично считаю, что интересные люди — редкость, а зануды — повсюду.

В сумраке почудилось, что Джойс кивнул.

— Один из величайших недостатков Ирландии, — произнес он, — в том, что здесь слишком много ирландцев. Понимаете? Я знаю, что это естественно, этого следует ожидать — как диких зверей в зоопарке. Но того, кто прожил в мешанине современной Европы, это раздражает.

Так он подвел Мика к сути его запроса, так сказать. Голос Мика был тих, утешителен:

— Мистер Джойс, я питаю к вам громадное уважение, и для меня честью было б послужить вам. Я несколько смятен вашим величием как писателя и вашим присутствием в этих краях. Не поделитесь ли вы некоторыми сведениями о себе — строго конфиденциально, разумеется.

Джойс кивнул, вроде бесхитростно.

— Конечно, поделюсь. Немного есть чего рассказать вам. Прошлое довольно просто. Будущее — вот что далеко и трудно.

— Ясно. Люди Гитлера изгнали вас из Швейцарии?

— Нет, из Франции. Моя супруга и родственники — часть тех многих, кто сбежал до террора. Паспорт у меня был британский. Я знал, что меня арестуют, вероятно — убьют.

— Что случилось с вашей семьей?

— Не могу сказать. Нас разлучили.

— Они погибли?

— Я знаю мало — лишь то, что сын мой цел. Воцарился хаос, бедлам. Поезда ломались, пути были повреждены. Повсюду сплошь импровизация. Где-то на грузовике подбросят, где-то надо было пробираться полями или же прятаться день-другой в амбаре. Куда ни глянь — всюду солдаты, партизаны и головорезы. Боже правый, не смешно было. К счастью, настоящих местных узнать было легко — это смелые, простые люди. К счастью,