или же «пневмой» делает его отчасти Богом. Бог есть две Персоны, Отец и Сын. Они сосуществуют как ипостаси. Это вполне ясно из упоминаний обеих Божественных персон в Новом Завете. Ваше внимание я в особенности обращаю на Дух Божий — или же Святой Дух, как его более привычно именуют.

— И что же о Святом Духе?

— Святой Дух — изобретение бесшабашных ранних Отцов. Тут у нас путаница мысли и языка. Те несчастные невежественные люди связывали «пневму» с тем, что они считали делами Духа Святого, тогда как это всего лишь выдох Бога-Отца. Это деятельность существующего Бога, а потому прискорбная и постыдная ошибка считать это ипостасью, Третьей персоной. Богопротивная ерунда!

Мик взялся за свой стакан и уставился в него разочарованно.

— Вы, значит, не верите в Дух Святой, мистер Джойс?

— В Новом Завете нет ни слова о Святом Духе или о Троице.

— Я не очень… поднаторел в изучении Библии. Негромкий хмык Джойса оказался беззлобным.

— Разумеется, нет, поскольку вас вырастили католиком. Не поднаторело и католическое духовенство. Те древние спорщики, риторы, богословы, совместно именуемые Первыми отцами, были мерзавцами, что забили себе головы измышленьями и решили, что это Господь их напрямую вдохновил. Пытаясь пресечь Арианский спор, Александрийский собор в 362-м{133}, утвердив равенство сути Сына и Отца, пошел дальше и объявил третью ипостась — Дух Святой. Без всякого освистания, без всякого даже обсуждения предмета! Батюшки-светы, не кажется ли вам, что рассудка им не достало?

— Я всегда считал, что Господь есть три Божественные персоны.

— Ну, поздненько же вы проснулись, дружок. Святой Дух официально изобрели на Константинопольском соборе в 381 году{134}.

Мик потер скулу.

— Вот те на, — сказал он. — Интересно, что об этом подумали бы Отцы Святого Духа?

Джойс шумно постучал по своему стакану и буркнул слуге, тот явился и унес посуду прочь. Затем собеседник Мика прочувствовано затянулся сигарой.

— Но одно вы все же знаете, — спросил он, — Никейский символ веры?

— Это уж все знают.

— Да. Отец и Сын были подробно определены на Никейском соборе, а Святой Дух едва ли упоминали. Августин для ранней Церкви был тяжкой обузой, и Тертуллиан вскрыл это настежь. Он настаивал, что Дух Святой происходит от Отца и от Сына — quoque{135}, знаете ли. Восточная церковь с подобным искажением учения ничего общего и иметь не желала. Раскол!

Джойс заплатил еще за два напитка, затем вновь уселся. Голос его ожил, словно от удовольствия спора. Миков ум тоже внезапно пробудился от упоминания об Августине, и он пытался облечь в слова довольно смутную мысль, лепившуюся у него в голове. Он пригубил херес.

— Это слово — «пневма» — мистер Джойс…

— Да?

— Ну, вы помните моего друга Де Селби, которого я при вас упоминал?

— Помню, разумеется. Долки.

— Я вам говорил, что он физик… а также богослов.

— Да. Поразительная смесь, хоть и не противоречивая, между прочим.

— Вы, возможно, рассмеетесь мне в лицо, предложи я вам поверить, что встречался с Блаженным Августином — в компании Де Селби.

Сигара Джойса тускло озарилась.

— Ей-ей — смеяться? Разумеется, нет. Есть некоторые условия… опиаты… газы… — множество способов запутать слабый рассудок человеческий.

— Благодарю вас, мистер Джойс. О деле с Августином я расскажу как-нибудь в другой раз, однако обстоятельства этой встречи были связаны с действием вещества, посредством которого, со слов Де Селби, можно остановить течение времени — или обратить его.

— Что ж, это сильное заявление.

— Верно. Однако оборот, каким он описывал свою работу, — «пневматическая химия». Улавливаете? Вновь это слово «пневма».

— Да, так и есть. Жизнь, дыханье, вечность, память прошлого. Мне необходимо подумать об этом человеке — Де Селби.

— Я рад, что вы серьезны и рассудительны. «Пневма» в ее божественном аспекте, похоже, как-то связана с явлением Блаженного Августина.

— Не следует потрясаться чему бы то ни было лишь из-за того, что оно выглядит невозможным.

Мысль Мика была занята описанием другой встречи, коя, пусть и не невозможна, уж точно маловероятна.

— Мистер Джойс, — сказал он, — у меня случился еще один необычный опыт, который также, судя по всему, связан с этой самой «пневмой».

— О, неудивительно. Это большая тема. Мы именуем ее пневматологией.

— Да. Я знаю некоего сержанта Фоттрелла, тоже из Долки. У него имеется развитая теория опасности езды на велосипедах, даже если они оборудованы пневматическими шинами.

— Ах, велосипеды? Никогда не питал любви к этим механизмам. Старый дублинский извозчик — вот каким методом предпочитал перемещаться мой отец.

— Так вот, сержант считает, что, есть ли пневма в шинах или нет, велосипедист подвергается суровой тряске, и происходит взаимное смешение атомов велосипеда и человека.

Джойс молча отпил.

— Ну… я бы не стал сходу отметать такую возможность. Пневма в данном случае, возможно, сохраняет жизнь — в смысле, сохраняет физическую целостность ездока. Полчаса в лаборатории — вот что нам здесь принесло бы пользу. Обмен между клетками телесных тканей человека и частиц металла — может, и удивительное явление, но, конечно, это всего лишь возражение рассудка.

— Хорошо. В любом случае сержант в этом не сомневается. Он лично знавал людей, чья работа связана с постоянными велосипедными поездками, ежедневно, и про некоторых он говорил, что они в большей мере велосипеды, нежели люди.

Джойс сумрачно хихикнул.

— Тут у нас имеется выбор. Исследование психики или исследование велосипеда. Я предпочитаю психическое. Ах, ну да… мои собственные неурядицы куда сложнее сержантовых. Мне нужно примкнуть к иезуитам, скажем так, чтобы выкинуть Дух Святой из головы Господней и из Католической церкви.

Возникло молчание. Дело Мика почти было сделано. Вечер выдался краткий, и все же рассказ Джойса о себе, былом и настоящем, не сочтешь незначительным. Джойс поерзал.

— Скажите, — проговорил он, — как скоро смогу я увидеться с отцом Гравеем?

— Как скоро? Что ж, так скоро, как пожелаете, думаю. Эти люди обычно вполне доступны, в любое время.

— Как насчет завтра?

— Батюшки!

— Видите ли, я теперь уже три дня не на работе — как приказчик, в смысле. Может, станем ковать железо, пока оно горячо?

Мик обдумал эту жажду действия. Ничего другого на ум не шло — отчего б и нет?

— Что ж, у меня завтра в Долки назначено. Но если удастся встретить вас где-то в городе полседьмого или около того, полагаю, мы могли бы отправиться на встречу с отцом Гравеем вместе. Я бы позвонил ему днем и назначил свидание.

— Великолепно. Великолепно.

— В котором часу, по-вашему, лучше назначить встречу? Предлагаю место рядом с больницей святого Винсента, на Грин.