воевода? — спросил Изяслав, склоняясь надо мной и будто проверяя, не почудилось ли мое пробуждение.

— Очнулся! — уверенно сказал я.

Попробовал пошевелиться. Вышло даже безболезненно. Сел. Чувствовал себя нормально, но немного кружилась голова.

— Не вставай, воевода, и меньше двигайся! Вот отпою тебя бульоном, да откормлю кашами, тогда и посмотрим. Схудал сильно ты. Иной от таких хворей помер бы. А ты, нет, переборол жабу в груди, жить будешь, — искренне радовался Никодим.

Он вообще жизнерадостный малый, да усидчив и, наверное, самый профессиональный лекарь на Руси. Никодим был со мной в Византии, успел там подучиться, мы купили еще и книги по медицине, так что я после своеобразных, в виде постоянных разговоров и проверок, передав все адекватные к этому периоду истории сведения, доверяю лекарю. По крайней мере, он лучше знает травы, небоевые болезни, все что знал я передал Никодиму, а дальше уповать на его природный дар лекаря.

А что касается книг, то удалось даже купить с переводом на греческий несколько трудов Ибн Сины.

— Никодим, выйди, оставь меня с великим князем! — приказал я.

Изяслав недовольно хмыкнул. Конечно, он хозяин всегда и везде, а я здесь распоряжаюсь.

— Великий князь, чем я прогневал тебя? Чем заслужил твое подозрение? — спросил я, как только за дверь вышел Никодим.

Установилась тишина, наверняка, Изяслав решал, что ответить и как себя вести. Вопросы-то были не из списка дипломатических, не в глаз, а в бровь.

— А кто дал право тебе воевать Владимирскую Русь? Али я повелел? Ты сам пришел сюда. Своевольничаешь, стало быть. И сколько скарба ты собрался себе забрать? — Изяслав, видимо, решил разговаривать с позиции силы.

— Я в праве был, Братство за веру стояло, за себя. За то, что из земель наших Ростислав выгонял, ну, и за тебя мы стояли и кровь проливали, и за всю Русь. Повторю! Мои братья умирали тут за тебя, великий князь! Ты вправе, ты — власть, но люди еще не поняли того, что они должны умирать за тебя без благодарности, — выдал я целую речь.

Да, я за власть в самодержавном ее проявлении. Я считаю, что здесь и сейчас только жесткая централизация власти способна дать толок России к мощному развитию. Но без мудрого правителя, самодержавие ничтожно.

— Ты сам говорил, что хочешь видеть во мне василевса или цесаря. Так подчинись во всем и принимай волю мою, как должен, — сказал Изяслав Мстиславович, пытаясь заманить меня в казуистическую ловушку.

— Нам пора было прямо поговорить, великий князь. Может, это и я допустил, что ты начинаешь видеть во мне врага. Но, я не враг тебе, — сказал я, сделал паузу.

Я ожидал, что последуют какие-нибудь возражения, но Изяслав, поудобнее уместившись на большом стуле, которое ему принесли из княжеской палаты, внимательно слушал. Вид великого князя говорил о том, что он настроен на выяснение отношений.

— Хорошо. Спаси Христос, великий князь, что ты решил слушать меня, — сказал я, смотря прямо в глаза хозяину Руси.

И я рассказал. Ничего нового не было озвучено. Я лишь называл те планы, в которых хочу участвовать всей своей организацией. Это было озвучивание предстоящих мероприятий, которые мог или уже спланировал сам великий князь Киевский. Я рассказал, что вижу жесткий вариант решения проблемы с Волжской Булгарией и озвучил свое видение, почему нужно это сделать уже скоро. Был разговор про то, что я планирую возрождение Тмутараканского княжества и нисколько не претендую иметь эти земли за Братством, лишь собираюсь возродить город Ольвию, чтобы иметь возможность контролировать торговлю, причем, также идущую по Днестру и Бугу. Рассказал о Славграде, нашей Риге, но об этом проекте великий князь уже был осведомлён и когда-то спихнул на полоцкого князя сотрудничество властей и Братства в данном деле.

— Нужна ли сила для этого? И где тут мое вмешательство в твои дела, великий князь, только лишь на благо Руси и твоей династии, — говорил я и увидел отклик на слово «династии». — Ты не помнишь, Изяслав Мстиславович, что это я тебе когда-то говорил, что лучшее для Руси, если ты будешь строить державу для сына своего, будучи уверенным в том, что власть перейдет по наследству.

Не понимаю, как можно развиваться, если знаешь, что после твоей смерти твои начинания похерят? Двоюродные братья, другие, уже давно отдалившиеся ветви Рюриковичей — все это претенденты на столование в освободившимся после смерти князя княжестве. И очень много временщиков. Пришел на год-два, ушел в другое княжество. Так где мотивация для развития? А нет ее, как и развития самого. Как сеяли сто лет назад, так и еще триста лет сеять будут.

Тут лишь, на самом деле, я и продвигаю прогресс. И, ведь, не делаю ничего сверхъестественного, даже более того, тот же бетон — в Византии о нем знают. Кстати, те еще идиоты, ромеи-византийцы. Такое наследство получили, науки развиты, Восток, со своими достижениями, рядом, а уровень ремесла у подданных василевса не лучше, может и не хуже, чем пятьсот лет назад.

— И ты готов в этом помогать? Строить мою единовласную державу? — спросил Изяслав.

— Все силы положу, — пафосно отвечал я.

Великий князь молчал, его крайне озадаченное лицо говорило о масштабируемых мыслительных процессах. Да, сейчас можно договориться до того, что будет опорой, фундаментом, для всего русского государства на долгие десятилетия. А можно так вильнуть в разговоре, что уже через час мне придется отдавать приказ о переходе Братства в стадию вражды с Киевом. Нет, не будет войны, мы просто уйдем к Уралу. Там станем копить силы, чтобы в нужный момент все равно прийти на помощь России. Но, может, уже без… Изяслава.

— Ты сказал о патриаршестве русском. Владыко Климент о нем говорит. Убеди меня, что это возможно. И, знаешь… если ты сможешь добиться становления Русской Патриархии, я поклонюсь тебе и дам много серебра и лучших мастеров Киева, — Изяслав встал со стула, посмотрел в Красный угол, где стояла моя походная икона Святого Николая.

— Для того и работаю. В империи ромеев уже есть Братство. Там будет скоро, через год, три тысячи ратников, в основном из сербов. Может, и больше. К этому времени я рассчитываю на семь тысяч своего постоянного войска, а еще двенадцать тысяч половцев. Если поможешь ты, вовремя выйдет в поход твой зять, император Мануил, то мы разобьем турков-сельджуков. За это будет нам даровано