Мэри кивнула:

– Я думаю, – продолжил Понтер, – что проще будет убедить одно мировое правительство в том, что существо с двадцатью тремя парами хромосом должно иметь возможность жить и работать в моём мире, где только пожелает, чем убедить ваши две сотни правительств, что существу с двадцатью четырьмя парами хромосом нужно дать такую же возможность в вашем мире.

Мэри посмотрела на Вессан:

– Мы ведь не собираемся прямо сейчас производить ДНК нашего будущего ребёнка?

– Нет, разумеется нет. Я полагаю, это будет сделано в вашем мире, когда вы будете готовы забеременеть. Я лишь обрисовываю для вас проблемы, которые вам нужно будет решить.

– То есть мы не должны принимать решение прямо сейчас.

– Именно так.

– Ладно, давайте тогда пока замнём.

Вессан недоумённо посмотрела на неё:

– Простите?

– В смысле, отложим пока этот вопрос. Что ещё?

– Ну этот вопрос не связан с вашими особыми обстоятельствами, однако также должен быть заранее согласован, поскольку от него зависит то, как кодонатор распределит дезоксирибонуклеиновую кислоту Понтера. Вы хотите мальчика или девочку?

– Это мы уже обсудили, – сказала Мэри. – Мы хотим дочку.

Вессан что-то переключила на панели управления прибора.

– Значит, девочка, – сказала она. – Посмотрим, что у нас ещё… – Она уставилась на экран.

– Следующая последовательность отвечает за тип пробора, – сказал Хак. – У барастов естественный пробор проходит посередине головы, вдоль сагиттального шва. У глексенов пробор обычно сдвинут в сторону. У Мэре, похоже, имеются аллели только для бокового пробора; обе аллели из генома Понтера, разумеется, кодируют центральный. Вы можете взять по одной от каждого из вас и экспериментально установить, какая из них доминантна, либо взять обе от Понтера, либо обе от Мэре, и быть практически уверенными в том, что получится в результате.

Мэри посмотрела на Понтера. Обычная причёска неандертальцев действительно напоминала обезьян-бонобо. Поначалу ей она казалась страшноватой, но потом привыкла.

– Я не знаю.

– Боковой, – сказал Понтер. – Девочка должна быть похожа на мать.

– Ты уверен? – спросила Мэри.

– Конечно.

– Тогда боковой, – решила Мэри. – Берите обе мои аллели.

– Сделано, – сказала Вессан и показала на квадратный дисплей: – Вы видели, как я это делаю? Аллели выбираются с помощью вот этих чувствительных зон на экране.

Мэри кивнула:

– Просто и понятно.

– Спасибо, – сказала Вессан. – Я приложила массу усилий, чтобы сделать прибор простым в использовании. Так, теперь я выбираю следующую группу аллелей, по крайней мере на стороне Понтера: они отвечают за цвет глаз. Мэре, у вас глаза голубые – я таких никогда в жизни не видела. Глаза Понтера золотисто-коричневые; вы называем этот цвет делент; он встречается редко и потому высоко ценится.

– Голубой цвет глаз – рецессивный признак у глексенов, – сказала Мэри.

– Как и делент у нас. Поэтому мы можем взять обе ваши аллели и сделать вашу дочь голубоглазой, обе аллели Понтера и дать ей золотистые глаза или по одной аллели от каждого из вас и ждать сюрприза.

Они продолжали в таком ключе некоторое время, прервавшись только когда Мэри, а затем Понтеру понадобилось воспользоваться бытовыми удобствами, функцию которых в данном случае выполняла деревянная бадья.

– А теперь, – сказала Вессан, – мы подходим к интересной нейробиологической особенности. В этом случае я бы не хотела брать от аллели каждого из вас, потому что мы не знаем, какой эффект может произвести их смешение. Я думаю, гораздо безопаснее будет позволить ребёнку обладать одним либо другим признаком, нежели пытаться их смешивать. У барастов этот ген регулирует развитие части теменной доли, расположенной в левом полушарии. Вы, конечно, не хотите риска получить повреждение мозга, так что…

– Вы сказали «теменной доли»? – прервала её Мэри, подаваясь вперёд. Её сердце тревожно забилось.

– Да, – ответила Вессан. – Если она не сформируется, как положено, то возможна афазия и трудности с координацией, так что…

Мэри повернулась к Понтеру:

– Ты её подговорил?

– Прошу прощения? – сказал Понтер.

– Да ладно, Понтер. Теменная доля в левом полушарии!

Понтер нахмурился:

– И что с ней?

– Она, по словам Вероники Шеннон, ответственна за религиозное мышление у моего вида. Ощущение покидания тела, чувство слияние со вселенной. Всё это коренится в ней.

– Ох, – сказал Понтер. – Правда.

– Ты хочешь сказать, что не знал, что к этому идёт?

– Честное слово, Мэре, понятия не имел.

Мэри отвела взгляд.

– Ты говорил о «лекарстве» против религии, чёрт побери! И вот, полюбуйтесь – оно уже есть.

– Мэре, – сказала Вессан, – мы с Понтером ни о чём не сговаривались.

– Правда? Вы охотились достаточно долго, чтобы…

– Мэре, это правда, – перебила её Вессан. – Я не знаю, о каком исследовании вы говорите.

Мэри сделала глубокий вдох и очень медленно выдохнула:

– Простите, – сказала она наконец. – Я несу что попало. Понтер никогда не устроил бы мне такой подлянки.

Хак пискнул, но Понтер не стал просить разъяснений.

Мэри протянула к нему левую руку:

– Понтер, ты мой партнёр, хоть у нас и не было ещё церемонии вступления в союз. Я знаю, что ты никогда меня не обманешь.

Понтер молчал.

Мэри качнула головой:

– Я не ожидала, что нам придётся принимать такое решение. Цвет волос, цвет глаз – куда ни шло. Но атеист или верующий? Кто бы мог подумать, что это тоже заложено в генах.

Понтер сжал руку Мэри:

– Вопрос гораздо важнее для тебя, чем для меня. По крайней мере, это мне понятно. Поэтому мы сделаем так, как ты решишь.

Мэри снова глубоко вдохнула. Она могла бы это обсудить с отцом Калдикоттом – но, чёрт возьми, католический священник никогда не одобрит и малой части того, что они задумали.

– Я, понятное дело, не слепая, – сказала Мэри. – Я видела, как мирно вы живёте – по крайней мере, бо́льшую часть времени. И я видела, какими… – Она замолчала, на секунду задумалась и пожала плечами, словно не найдя лучшего слова, чем то, что сразу пришло ей в голову. – Какими одухотворёнными могут быть ваши люди. И, Понтер, я всё время думаю о тех вещах, о которых ты говорил – у Рубена дома, когда мы смотрели католическую мессу по телевизору, и возле стены ветеранов Вьетнама… – Она снова пожала плечами: – Я всё это слушала и услышала, но…

– Но ты всё ещё не убеждена, – мягко закончил за неё Понтер. – Я тебя не виню. В конце концов, я не социолог. Мои рассуждения о том… – Он тоже на секунду замолчал, явно сознавая, что затрагивает весьма деликатную тему, но потом всё же продолжил, не в силах подыскать другого слова: – О том зле, которое принесла вашему миру религия, – это именно рассуждения, философское ворчание, не