Он с удовольствием отметил, что непонятливость экипажа челнока не превышает средних значений. Пальцы пилота с дивной скоростью заплясали по клавишам. Не поворачивая головы, он спросил:

– Какого типа угроза?

– Думаю, резонансный летаргатор.

– Круто. – Пилот на миг прервал программирование, чтобы прилепить к виску церебродатчик. – Как насчет воздействий иного типа?

– Не знаю!

– Понял. Теперь не мешай. Скажи своим, чтобы не торчали в грузовом отсеке.

Мог бы и не напоминать: лишь идиот или дикарь не сообразил бы, что герметичность грузового отсека весьма относительна. Впрочем, в глазах пилота, говорящего с характерным акцентом уроженца Руфиона Малого, обитатели Хляби, наверное, поголовно дикари. Ну, или идиоты, раз привыкли жить на такой планете…

В трюм челнока уже грузили золото. Каин махал руками и орал. Одному замешкавшемуся отвесил плюху. Все шло путем. Эрвин потащил Кристи за руку, впихнул в маленький пассажирский отсек. О боже, что тут будет, когда сюда набьется вся банда! Моментально раздумав, Эрвин втолкнул женщину в пилотскую кабину, велел сесть на пол позади кресел. Кристи не сопротивлялась и не донимала вопросами – то ли по привычке продолжала изображать аутистку, то ли пообтесала ее Хлябь.

Наверное, второе…

Прорезав непрекращающийся вой сирены, оглушительно квакнул сигнал челнока, и тотчас загремел механический голос: «До старта одна минута. Экипажу и пассажирам немедленно занять свои места. Повторяю: до старта одна минута. Даю обратный отсчет. Пятьдесят пять секунд… Пятьдесят четыре…»

Со всех ног бежал к челноку Шпуля, изнемогая под тяжестью золотого бруска. Бруски кидали в трюм как попало. Грохот металла о металл бил по ушам. Неистово орал Каин.

Эрвин почувствовал легкий озноб. Начавшись в предплечьях, он быстро распространился на кончики пальцев, плечи, шею и торс. Вот оно… Начинается.

Можно не успеть, между прочим!

– Тридцать восемь… Тридцать семь… Тридцать шесть…

– Все на борт! – заорал Эрвин, силясь перекричать сирену и механический голос. – Каин! Нет времени!

Он видел, что Каин услышал его, но понял ли? Самое неправильное, что сейчас можно было сделать, это попытаться помочь, – тогда жадность не позволит Каину оставить на Сковородке хотя бы один брусок. Эрвин отступил и скрылся в пилотской кабине. Наглядный пример действует подчас лучше всех прочих средств.

Даже если этот пример весьма смахивает на трусость.

– Двадцать две… Двадцать одна…

Где-то пока еще далеко, но не настолько далеко, чтобы его не обнаружил и не предупредил людей сиреной радар Сковородки, летел и приближался боевой флаер, заранее включив резонансный летаргатор. В конусе излучения, цепляющем океан, цепенели и дохли рыбы, колоссальные головоногие, вечно голодные хищники с рядами зубов-пил и прочая фауна Хляби, отрастившая на свою беду развитую нервную систему. Запертые в кубриках пленные раньше других почувствовали на себе действие летаргатора, усиленное резонансом тесных внутренних объемов, и впали в ужас, как будто Сковородка тонула. Никто не обратил внимание на глухие стуки из трюма – братство Каина было слишком занято. Скорее!.. Эрвин не видел, как Каин слабеющей рукой втащил одного из своих людей в челнок, как он рявкнул на Барсука, устремившегося было за последним бруском… Он лишь чувствовал, как вместе с мурашками по телу распространяется противная слабость, и знал, что будет дальше. Между прочим, действительно можно не успеть…

– Одиннадцать… Десять… Девять…

Симптомы известны и незатейливы: мышцы откажутся служить. Сначала начисто онемеют руки и ноги, затем лицо и шея, а в последнюю очередь – грудные мышцы, отвечающие за дыхание, и сердечная мышца. Мук удушья скорее всего не будет, но лишь потому, что вскоре отключится и мозг. Пораженный летагратором человек впадает в кому и умирает спустя пять-семь минут. Если доза не летальна, его еще можно спасти, но вряд ли люди в приближающемся флаере имеют такую цель. Захватить терминал в целости и сохранности, пленных не брать, старым персоналом не дорожить – вот их задание.

Поправка: не брать пленных за исключением одного человека. Этого – желательно взять живым и вменяемым. Кое-кому на материке захочется выяснить, как много он знает и на каком основании еще жив.

– Семь… Шесть… Пять…

Значит, успеем, подумал Эрвин. Онемение распространялось медленно, что говорило об умеренной интенсивности излучения.

С гулом закрылся зев грузового отсека.

– Два… Один… Старт!

Чуть качнуло – челнок величаво поднимался на антиграве, как будто штатный режим взлета был сейчас уместен! Эрвин набрал в грудь воздуха, чтобы рявкнуть на пилота, однако крик не понадобился – внезапная перегрузка распластала тело по полу кабины. Зная о летаргаторе, ощущая на себе его действие, пилот все равно запрограммировал взлет так, чтобы не повредить выхлопом терминал, и уж потом дал полную тягу. Аккуратист…

Стало очень трудно дышать: перегрузка была терпимой, но летаргатор есть летаргатор. И без перегрузки каждый вдох потребовал бы усилий. Люди дышат всю жизнь, подчас вовсе не замечая своего дыхания, но только тот, кто попал в конус резонансного излучения, понимает, насколько это тяжелая работа – дышать.

Зато и цена за нее непомерно велика, так что грех жаловаться.

Там, в приближающемся к Сковородке боевом флаере, теперь не понимали, что делать: продолжать ли атаку на терминал или идти на перехват челнока, что вот-вот выйдет из конуса излучения, и Эрвин мысленно ставил три к одному на то, что будет выбран терминал. Разве что попадется не в меру сообразительный и инициативный офицер, который не побоится выполнить приказ не буквально, а творчески… но такой офицер на Хляби – редкий зверь. Одну ошибку он уже сделал: попав под радар Сковородки, задействовал летаргатор сразу же, с дальней дистанции. Неужели полагал, что противник не готов к этому?

Почти наверняка он так и полагал. Исполнителя не сочли нужным как следует проинструктировать. Прай горазд лишь отдавать приказы, как будто в этом и заключается искусство управления планетой. Когда человек лезет наверх, он умен и хитер, дальновиден и коварен, а когда влез, угнездился в высшей точке, посмотришь на него – ну дурак же дураком…

Впрочем, и Сукхадарьян был немногим лучше.

Дышать стало совсем трудно – перегрузки росли. Челнок рвался из стратосферы в космос, уравнивая свою скорость с орбитальной скоростью «Стремительного». Челнок был простым и незамысловатым грузовозом, не предназначенным для посадки на тяжелые планеты и не оснащенным системой гравикомпенсации. Слыша, как хрипит Кристи, Эрвин не имел сил сказать ей что-нибудь ободряющее или хоть посмотреть, как она. Не страшно, еще несколько минут мучений, и все кончится, за эти минуты ничего не должно случиться…

И все кончилось. Эрвин воспарил над полом, а пилот, пристегнутый к креслу, не оборачиваясь, принялся ругаться – вяло, но грязно. Второй пилот вторил первому. Обоих можно было понять. Плохо быть парализованным полностью, но и парализованным на четверть – тоже мало приятного. Ощущение такое, как будто зверски отсидел весь организм. Да еще изволь заставить грудные мышцы шевелить ребрами и диафрагмой! Чего им вовсе не хочется. Каждый вдох и выдох – по приказу!