Но реальность последнего десятилетия такова, что произошедшие события не соответствовали ожиданиям по поводу единой Европы. ЕС ослабили череда сменявших друг друга неэффективных руководителей и явное нежелание правительств европейских стран выделять значительные ресурсы на оборону (или максимально полезно использовать уже выделенные). Напротив, национальные правительства сохраняют за собой внешнюю и оборонную политику; координация в области разведки и правоохранительной деятельности тоже почти отсутствует. Применительно к новой Европе можно сказать, что целое зачастую оказывается меньше его составляющих.

Еще более серьезный вызов представляют собой экономические проблемы, обусловленные отсутствием реальных структурных реформ. В результате ЕС страдает от затяжного малого роста и от неурядиц, обусловленных несоответствием между вроде бы общей денежно-кредитной политикой девятнадцати стран еврозоны и тем фактом, что фискальная (налоговая и расходная) политика определялась и определяется национальными правительствами. Отсутствует общеевропейский банковский механизм, который гарантировал бы сохранность депозитов до определенного уровня, как это сделано для физических лиц в США; вместо того каждая страна заботится о гарантиях вкладов самостоятельно. Демографические сложности – старение населения (и ухудшение соотношения лиц трудоспособного возраста и лиц, слишком молодых или слишком старых для работы) и кризис, вызванный необходимостью принимать и интегрировать в европейское общество беженцев из Сирии и других стран Ближнего Востока – усугубляют это бремя.

Итоги этого, за неимением лучшего слова, дрейфа в сторону единой Европы, разнообразны и показательны. Наблюдается рост численности и популярности популистских партий, как левых, так и правых. Потому для многих европейцев выбор существует не столько между более централизованными «Соединенными Штатами Европы» и более децентрализованной «Объединенной Европой государств», сколько между последней и еще менее интегрированной, зато более «национальной» версией порядка на континенте. Как показало драматическое голосование в июне 2016 года в пользу «Брексита», во многих европейских странах налицо ощутимая утрата интереса к «европейскому проекту». Словно этого было недостаточно, трудности существования единой Европы в последние годы усугубились возвращением большой геополитики. Речь не о конфликте, спровоцированном распадом бывшей Югославии (тот конфликт, по сути, не выходил за пределы Балканского полуострова). Я также не имею в виду терроризм, пускай его масштабы сделались куда значительнее. Здесь гораздо важнее присоединение Россией Крыма, дерзкое вмешательство и интервенция на Восточной Украине, и потенциальная угроза, которую ощущают малые государства, соседствующие с Россией. Всего за два года Европа превратилась из наиболее комплексного, если угодно, и наиболее стабильного региона мира – региона, который больше прочих соответствовал концепции «конца истории», – в тот, которому грозит возвращение разгневанной и мстительной истории.

* * *

Латинская Америка во многом заслуживает награды как та часть мира, которая сильнее всего изменилась к лучшему за двадцать пять лет после окончания холодной войны. Это связано не столько с завершением холодной войны – данный регион, за некоторыми важными исключениями, не являлся ареной соперничества между Востоком и Западом, – сколько с изменениями в самой Латинской Америке. Ряд стран успешно осуществил переход от авторитаризма к демократии и развитию устойчивой рыночной экономики. Среди них выделяются Чили и Мексика. Колумбия, при значительной помощи США, справилась с активным партизанским движением, и в 2016 году ситуация выглядит так, что герильяс потерпели поражение и вот-вот согласятся на мирные переговоры. Бразилия добилась существенных успехов в избавлении миллионов своих граждан от нищеты. Региональный валовый продукт вырос более чем на 400 процентов. Аргентина к концу 2015 года начала выходить из многолетнего хаоса. Даже «непримиримые», вроде Кубы, сделались несколько более открытыми, чем ранее; окончание холодной войны лишило Кубу опеки ее долгосрочного покровителя – СССР.[157][158]

Это не означает, что в регионе отсутствуют проблемы. Венесуэла пострадала от десятилетнего авторитарного правления и чрезмерной зависимости от нефти. Центральная Америка вынуждена преодолевать последствия разгула преступности, обширного наркотрафика и деятельности слабых, обыкновенно коррумпированных правительств (зачастую все эти проблемы тесно взаимосвязаны). Мексика также сталкивается с проблемами распространения и употребления наркотиков, с разгулом преступности и слабостью судебной системы, в стране царит социальное неравенство, а центральное правительство не имеет средств и возможностей для обеспечения порядка на всей территории страны. Бразилия изнемогает от «эндемичной» коррупции, раздутого государственного сектора, высокой долговой нагрузки и рецессии в экономике. Но в регионе в целом поражает практически полное отсутствие геополитики. Расходы на наступательное вооружение (с которым ведут войны, а не обеспечивают внутреннюю безопасность) сравнительно невелики. Угрозы разработки ядерного оружия нет: соответствующие программы в Аргентине и Бразилии давно прекращены, а договор Тлателолько определяет Латинскую Америку как безъядерную зону[159][160]. Спорных границ немного, вероятность конфликта между странами невелика. Это хорошо по многим причинам, одна из которых – слабость регионального блока стран Латинской Америки, Организации американских государств (ОАГ), чей устав требует единогласного одобрения действий (как бы провоцируя бездействие). Проблемы и вызовы, стоящие перед регионом, реальны, но почти все они сводятся к управлению, экономическому развитию и укреплению государственного потенциала.

* * *

Африка, где более пятидесяти стран, имеет сходство как с Латинской Америкой, так и с Ближним Востоком. Нельзя отрицать, что многие африканские государства добились поразительных успехов. Мирная ликвидация системы апартеида в Южной Африке стала великим достижением, хотя многие последующие события в ЮАР вызывают разочарование. Руанда представляет собой по большей части позитивный пример страны, объединившейся после национального бедствия. Такие страны, как Ботсвана, Кения, Кабо-Верде, Намибия и Сенегал, регулярно получают высокие оценки при анализе качества государственного управления и экономической конкурентоспособности. Совокупный экономический рост континента за последние двадцать пять лет составил около 500 процентов (отчасти это свидетельство низких показателей в начале периода и следствие учета добычи сырья, а также напоминание о колоссальном неравенстве африканских стран и социальном неравенстве в обществах).