Секундантом Джереми вызвался быть Хагторп. СекундантомТондёра оказался Вентадур, лейтенант с «Рейн Марго». Противников поставили впротивоположных концах комнаты, боком к солнцу, и Джереми, занимая позицию,поймал взгляд Блада. Он улыбнулся своему капитану, а Блад, лицо которого былососредоточенно и хмуро, сделал ему знак глазами. На секунду во взгляде Джеремиотразилось недоумение, затем блеснула догадка.

Вентадур скомандовал:

— Начинайте, господа!

Со звоном скрестились шпаги, и почти в то же мгновение,повинуясь полученному от своего капитана сигналу, Джереми прыгнул в сторону иатаковал Тондёра с левого бока. Это заставило Тондёра повернуться лицом к немуи к солнцу и дало Джереми некоторое преимущество перед противником, а именноэтого и добивался Блад. Джереми изо всех сил старался удержать Тондёра в этойпозиции, но тот был слишком искусным для него противником. Опытныйфехтовальщик, он умело отражал все удары, а затем, сделав ответный выпад,воспользовался моментом, чтобы, в свою очередь, отскочить в сторону и вынудитьпротивника поменяться с ним местами. Теперь каждый из них занимал ту позицию, вкоторой находился его противник в начале схватки.

Блад скрипнул зубами, увидав, что Джереми потерял своёединственное преимущество перед этим бретёром, твёрдо намеренным его убить.Однако, против ожидания, поединок затягивался. Потому ли, что на сторонеДжереми была сила, молодость, высокий рост? Или рука опытного дуэлянта сталаменее искусной, так как давно не держала шпаги? Но ни то, ни другое не давалодостаточного объяснения происходящему. Тондёр атаковал, его шпага описываласверкающие круги перед самой грудью противника, мгновенно нащупывая слабыестороны в его неуклюжей защите: он давно уже мог прикончить Джереми… и не делалэтого. Забавлялся ли он, играя с ним, как кошка с мышью, или, быть может,побаиваясь капитана Блада и возможных последствий столь откровенного убийстваего шкипера у всех на глазах, намеревался не убивать, а лишь искалечить его?

Зрители, наблюдавшие поединок, недоумевали. Их недоумениеусилилось, когда Тондёр, ещё раз отскочив в сторону, оказался спиной к солнцу ивынудил своего беспомощного противника занять то невыгодное положение, вкотором сам Тондёр находился в начале поединка. Такой приём со стороны Тондёрапроизводил впечатление утончённой жестокости.

Капитан Блад, к которому Тондёр повернулся теперь лицом,взял со стола один из медных подсвечников. Никто не смотрел на Блада; все глазабыли прикованы к дуэлянтам. Блад же, казалось, утратил всякий интерес кпоединку. Его внимание было целиком поглощено подсвечником. Он поднял его и,разглядывая углубление для свечи, привёл блюдцеобразное основание подсвечника ввертикальное положение. И в ту же секунду рука Тондёра внезапно дрогнула, ишпага его, промедлив какой-то миг, не сумела отразить неловкий выпад Джереми,продолжавшего механически обороняться. Не встретив сопротивления, шпага Джеремивонзилась в грудь Тондёра.

Поражённые зрители ещё не успели прийти в себя от стольнеожиданного завершения поединка, а капитан Блад уже опустился на одно коленовозле распростёртого на земляном полу тела. Теперь он был хирург, всё остальноеотступило на задний план. Он велел принести воды и чистых полотняных тряпок.Джереми, поражённый больше всех, стоял возле и отупело глядел на сражённогопротивника.

Когда Блад начал обследовать рану, Тондёр, на мгновениелишившийся сознания, пришёл в себя. Глаза его открылись, и взгляд остановилсяна склонённом над ним лице капитана Блада.

— Убийца! — пробормотал он сквозь стиснутые зубы, и головаего бессильно свесилась на грудь.

— Совсем напротив, — сказал капитан Блад и с помощьюВентадура, поддерживавшего безжизненное тело, принялся ловко бинтовать рану. —Я ваш спаситель. Он не умрёт, — добавил он, обращаясь к окружающим, — хоть егои проткнули насквозь. Через месяц он будет хорохориться и бесчинствовать снова.Но дня два-три ему следует полежать, и за ним нужно поухаживать.

Поднявшись на борт «Арабеллы», Джереми был как в тумане. Всёпроисшедшее стояло перед его глазами, словно видения какого-то странного сна.Ведь он уже смотрел в лицо смерти, и всё же он жив. Вечером за ужином вкапитанской каюте Джереми позволил себе пофилософствовать на эту тему.

— Вот доказательство того, — сказал он, — что никогда ненадо падать духом и признавать себя побеждённым в схватке. Меня сегоднясовершенно запросто могли бы отправить на тот свет. А почему? Исключительнопотому, что я был не уверен в себе — заранее решил, что Тондёр лучше менявладеет шпагой.

— Быть может, это всё же так, — проронил капитан Блад.

— Почему же тогда мне запросто удалось продырявить его?

— В самом деле, Питер, как могло такое случиться? — Этотвопрос, волновавший всех присутствовавших, задал Волверстон.

Ответил Хагторп:

— А просто дело в том, что этот мерзавец бахвалился всюду ивезде, что он, дескать, непобедим. Вот все ему и поверили. Так частенькосоздаётся вокруг человека пустая слава.

На том обсуждение поединка и закончилось.

Наутро капитан Блад заметил, что не мешало бы нанести визитд'Ожерону и сообщить о происшедшем. Его, как губернатора Тортуги, следуетпоставить в известность о поединке: по закону дуэлянты должны дать ему своиобъяснения, хотя, по существу, этого, может быть, и не требуется, так как онлично знаком с обоими. Джереми же всегда, под любым предлогом стремившийся вдом губернатора, в это утро стремился туда особенно сильно, чувствуя, чтопобеда на поединке придаёт ему в какой-то мере ореол героя.

Когда они в шлюпке приближались к берегу, капитан Бладотметил, что французский фрегат «Сийнь» уже не стоит у причала, а Джеремирассеянно отвечал, что, верно, Меркёр покинул наконец Тортугу.

Губернатор встретил их чрезвычайно сердечно. Он уже слышал,что произошло в таверне «У французского короля». Они могут не затруднять себяобъяснениями. Никакого официального расследования предпринято не будет. Емупрекрасно известны мотивы этой дуэли.

— Если бы исход поединка был иным, — откровенно призналсягубернатор, — я бы, конечно, действовал иначе. Прекрасно зная, кто зачинщикссоры, не я ли предостерегал вас, мосье Питт? — я вынужден был бы принять мерыпротив Тондёра и, быть может, просить вашего содействия, капитан Блад. Вколонии тоже должен поддерживаться какой-то порядок. Но всё произошло какнельзя более удачно. Я счастлив и бесконечно благодарен вам, мосье Питт.

Такие речи показались Питту хорошим предзнаменованием, и онпопросил разрешения засвидетельствовать своё почтение мадемуазель Люсьен.

Д'Ожерон поглядел на него в крайнем изумлении.

— Люсьен? Но Люсьен здесь уже нет. Сегодня утром она отплылана французском фрегате во Францию вместе со своим супругом.