– Ты узнала все, что хотела? – тихо спрашивает он, и я киваю, садясь рядом с ним.

Моя рука касается его птицы.

– Есть кое-что еще, что ты должна знать, – признается он.

Адам смотрит мне в глаза, и я снова замечаю в нем ненависть и злость, но уже вперемешку со странной грустью и печалью.

– Год назад твоя мама приезжала в Лафайет.

Я встаю с кровати и начинаю нервно ходить по комнате туда-сюда, в то время как Адам, сжимая кулаки, собирается с мыслями, чтобы начать свой рассказ.

– Отец уехал в командировку в Новый Орлеан, а мы с мамой остались здесь. В один летний день на пороге появилась незнакомая женщина. Она представилась мне другом отца и расспрашивала, где он может быть.

Я зажмуриваюсь, чувствуя, что меня вот-вот накроет истерика.

– Ее что-то беспокоило, а потом она увидела мою маму и бросилась ее обнимать. Я не вмешивался, у меня были свои дела. Вечером Сарра ушла, а мама осталась в подавленном состоянии.

– Почему ты ничего не рассказывал? – шепчу я, но Адам меня не слушает.

– Моя мама… знаешь, что она тогда сказала? «Она пришла разрушить нашу семью». Такими вот были ее слова. Уже потом она принялась заглушать свои слезы вином.

– Не может быть.

– Она даже попросила меня отвезти ее к дому Сарры. Сказала, что в нем когда-то жила ее лучшая подруга, у которой было все, но которой пришлось от много отказаться. Я не знал, что происходит, но ясным оставалось одно: Сарра приехала в Лафайет, чтобы вернуть Джона и рассказать ему о существовании дочери.

Неожиданно я понимаю, почему Адам был так зол и черств ко мне. У него есть причины ненавидеть меня. И главная причина – его мать. Ее смерть – не случайность.

– В тот вечер она была сама не своя, и ночью решила куда-то поехать. Я же развлекался на вечеринке братства и изрядно напился. – Парень стискивает зубы, а я застываю в напряжении. – Она звонила мне, присылала сообщения, просила приехать. Но я был слишком пьян, Эми, чтобы отвечать на ее звонки, по крайней мере, именно так я себя оправдывал. Мне не хотелось слушать ее пьяные бредни.

Его взгляд наливается мраком, пальцы сильнее сжимают край кровати.

– Ты не должен винить себя.

– Ненавидеть легче, чем прощать. Это чувство помогает мне не сойти с ума. А еще легче найти виновного, чем принять судьбу. Легче искать возмездия, чем отпустить.

Я сажусь перед ним на пол и беру его за руки, чувствуя, как в горле застывает ком.

– Я приезжал к этому дому почти каждый вечер, – шепчет парень, – вглядывался в окна, надеялся увидеть в них свет. Я знал, что Сарры там нет, но рано или поздно должна была появиться та самая причина, из-за которой моя мама так боялась потерять нашу семью.

Мне хочется закрыть уши. Хочется провалиться сквозь землю.

– И вот, через год свет все-таки зажегся.

Я вспоминаю, как в первый день моего приезда около дома стоял его черный Мустанг, и по спине бежит холодок. Предчувствие меня не обмануло. Адам наблюдал за мной, ждал, когда я приеду.

– Мне хотелось придушить тебя еще тогда, в парке, когда ты пряталась за деревьями, наблюдая за тем, как мы проучиваем Тома. – Его взгляд смягчается, в нем появляются нотки вины. – Заносчивая девчонка, сующая нос, куда не следует.

Он знал, что я приеду, и собирался превратить мою жизнь в ад. Не просто презрение, а настоящая ненависть. И, самое страшное, она была абсолютно обоснована.

Мое существование погубило его семью.

– Я ненавидел тебя, Эмили, – хрипло восклицает Адам. – Ты была центром моей злобы, но вместе с этим я внезапно почувствовал к тебе что-то еще, и меня это неимоверно злило.

– Адам, – умоляюще шепчу я.

– От любви до ненависти – самая бредовая и избитая фраза в мире, но, сука, такая правдивая.

Птица касается моей щеки, и я закрываю глаза. Он, мой Демон, решивший меня погубить, настолько искренен сейчас.

– Ты нужна мне, Эмили.

Я касаюсь его губ, и он крепко обнимает меня в ответ, кладет на кровать и ложится сверху, запуская руки под футболку. Я так жаждала этих ответов, мне так хотелось узнать, что скрывается в его молчании, что кроется в его задумчивом взгляде, а теперь, напротив, хочется забыть все, что он сказал.

Адам отстраняется и заглядывает мне в глаза. Его взгляд блуждает по струнам моей души, разглядывая каждый темный и светлый уголок сознания.

– А еще я должен Стиву двадцатку. – Уголки его губ поднимаются, и он ложится рядом. – Я на сто процентов был уверен, что ты позволишь мне сесть за решетку. Я бы так и поступил на твоем месте.

– Но я – не ты.

Адам тихо посмеивается и обнимает меня, зарываясь носом в мои волосы.

– Джон знает, что моя мама приезжала в Лафайет? – тихо спрашиваю я, на что Кинг отрицательно качает головой. – И правильно.

Он поднимает голову и вопросительно вскидывает брови.

– Зачем ворошить прошлое, Адам? Пусть все там и остается… Мама ушла, и это был ее выбор.

– Ты ошибаешься, Эми. Поверь мне, у каждого молчания есть своя причина.

Стук в дверь прерывает лирическую атмосферу, воцарившуюся в комнате. Я резко поднимаюсь, в то время как Адам даже не шелохнулся.

– Я не помешал? – спрашивает отец, заглянув в спальню, и по венам разбегается странное тепло.

– Немного, – усмехается Кинг, отчего мои щеки заливаются румянцем.

– Адам, можно тебя на минутку?

Парень, грузно выдохнув, поднимается с кровати.

Я остаюсь одна.

Некоторое время сижу неподвижно и пытаюсь переварить сказанное Кингом. Мысли сплетаются, путаются, и я хватаюсь за голову, собирая себя в кучу. В этот момент в сумочке слышится вибрация телефона, и по какой-то неведомой причине я тут же догадываюсь, кто это.

Чувство страха меня не обманывает.

– Соскучилась по мне? – слышу хриплый голос на другом конце провода и забываю, как дышать. – Что думаешь насчет прогулки в парке? Выйдешь сегодня на вечернюю пробежку, пока твой дружок крепко спит?

Я ничего не отвечаю. К горлу подступает колючий комок отвращения.

– Я знал, что ты согласишься, – смеется Рик, – жду тебя в полночь.

– Чего ты добиваешься? – не сдерживая грубого тона, спрашиваю я.

– Хочу, чтобы ты была послушной девочкой и сделала то, что я тебе говорю.

Он бросает трубку, а я начинаю мерить шагами комнату.

Нужно рассказать Адаму правду. Рик пытается меня запугать. Не знаю, что им движет, но он не хочет, чтобы Кинг был в курсе, он побаивается его.