Выглядит на сорок лет. Одет консервативно. На пиджаке – Звезда Героя Социалистического Труда. Непростой человек. Серьёзный.

– Здравствуйте, Ермухан Чингисович!

– Вы меня знаете? – удивился муж.

– Читал вашу статью в «Вестнике микробиологии» за шестьдесят девятый год, о персистирующих формах сибирской язвы.

– У вас хорошая память, – вежливо сказал муж.

– Я же тебе говорила – это Чижик! Он шахматист, чемпион! Чижик никогда ничего не забывает! – сказала Наташа.

– Да, ты говорила, – ответил муж. – Как ваши шахматные успехи?

– Вполне, вполне, – ответил я туманно.

В чемпионате я лидировал, но отрыв от второго места был в половину очка. Что для публики непривычно.

– Мы тут пощебечем, – сказала Ольга, и отвела Наташу чуть в сторонку. О своем, о девичьем. То бишь о женском – хотят потолковать оставшиеся минуты антракта. Наташа – замужняя дама, вот как! И когда успела?

– Это ведь вы диагностировали у Наташи содоку? – спросил Ермухан Чингисович.

Я возражать не стал.

– Хорошо учитесь?

– Хорошо. Но мало.

– Вы, говорят, прилично знаете английский язык?

– Да. Сносно. И немецкий. И арабский. И немного французский.

– Вот как?

– Вот так.

– Вы не планируете заняться научной работой?

– Нет.

– Почему?

– Вопрос слишком личный, мне думается. Если в общих чертах – то научная работа требует человека целиком. Со всеми потрохами.

– А разве медицина вообще не требует того же?

– Любая профессия норовит проглотить человека. Но если врач проживет жизнь, а пороху не выдумает, беды в том не будет никакой. Добросовестное исполнение профессиональных обязанностей гарантирует мир в душе. Ученый – другое дело. Ученому непременно нужно выдумать порох, открыть неведомое. А оно, неведомое, запросто не открывается.

Конечно, отрицательный результат тоже результат, но год за годом получать подобный результат было бы досадно.

– Сейчас немало областей науки, в которых положительный результат практически гарантирован.

– У всякой медали есть две стороны. Полагаю, подобная научная работа тесно связана с ограничениями, например, по выезду за рубеж.

– Почему вы так думаете?

– Вот вы, Ермухан Чингисович, занимаетесь секретной темой, и потому – невыездной.

– С чего вы это решили?

– Второе следует из первого. Впрочем, возможно я и ошибаюсь, и вы можете посетить Польшу или Болгарию.

– Нет, почему вы решили, что я занимаюсь секретной темой? – муж выглядел взволнованным. Слегка. Боится, что кто-то проболтался?

– Наташа тут не при чём, после её отъезда из Черноземска мы никак не связывались.

– Тогда…

– Анализ позиции, только и всего. На третьем курсе я перечитал «Вестник микробиологии» за последние двадцать лет. Вернее, перелистал. Вас запомнил отчасти из-за необычного отчества, я в детстве читал Яна и очень боялся Чингисхана. Так вот, вы активно публиковались в шестидесятые, практически ежегодно по статье, по две. Последняя работа подписана кандидатом медицинских наук. А дальше – тишина. Можно было решить, что вы, защитив кандидатскую, снизили научную активность. Но сегодня, встретив вас, я понял, что дело в другом. Вы – герой соцтруда, а эту награду ученым дают за выдающиеся работы. И в то же время в печати этих работ нет. Логично предположить, что они засекречены. Учитывая тему вашей последней опубликованной работы…

– Не будем говорить об этом здесь, – перебил меня Ермухан Чингисович. – Наташа не преувеличивала, говоря о ваших способностях. Но обидно, что они уходят на пустяки.

– На пустяки?

– Шахматы… какая от них польза?

– Для меня – большая. Я много путешествую, побывал в разных странах. Хорошо зарабатываю, что важно.

– Миллион?

– Вообще-то полтора, валютой, но не суть. Выгодно мне, а государству втройне, даже вдесятеро, большая часть этих средств так или иначе ушла в казну. Я не жалуюсь, у меня есть всё, что мне нужно. А учёные, что учёные… Взять хоть сегодняшний спектакль: помните сцену, где строитель говорит герою, Виктору Крохину, что нет смысла пять лет учиться и зарабатывать сто пятьдесят, когда он, двадцатилетний пацанчик, легко зарабатывает двести и больше. Так вот, здесь неточности.

– Какие же? – спросил Ермухан Чингисович, радуясь, что разговор ушел в сторону от сибирской язвы и прочих особо опасных инфекций.

– Я не считаю, что работать на стройке легко, это первое. И не уверен, что после института человек зарабатывает сто пятьдесят, это второе. Во всяком случае, врач после института пять лет будет получать сто десять минус подоходный минус за бездетность. Около девяноста. Потом ему набавят десятку. И ни в чем себе не отказывай. С младшими научными сотрудниками, думаю, обстоит так же. Как там у классиков: а – небалованный, бэ – доброволец, цэ – чтобы согласился жить в общежитии, дэ – на сто двадцать рублей, опять же минус за бездетность.

– Вам минус за бездетность, похоже, не грозит, – в свою очередь блеснул проницательностью учёный.

– Я – это другое дело, – ответил я. И тут раздался звонок: пора возвращаться в зрительный зал.

Я пожелал ученому успехов, улыбнулся Наташе и подхватил девочек. В зал, так в зал.

Пьеса шла по накатанным рельсам, доказывая, что достойная бедность – это хорошо. А сомнительный достаток – плохо.

Почему-то вопрос о достойном достатке не поднимался вовсе. Либо – либо. Странно это. Работать-де нужно не ради денег, а исключительно из духовных соображений: призвания, помощи братским народам во имя всеобщего блага. Ошибка, да. Деньги у нас не капиталистические, деньги у нас социалистические, трудовые. Каждому то есть по труду. И если денег мало, то, получается, и труда мало. Что же хорошего – трудиться мало и плохо, но по призванию? Какое в том благо для братских народов?

Девочки договорились, что после спектакля мы и Наташа с мужем продолжим задушевный разговор в ресторане, но и Наташа, и её муж куда-то исчезли. Напрасно мы ждали их на ступенях театра. Все давно разошлись, а супругов не было.

– Не судьба, – признал очевидное я.

– Но почему? Наташа хотела поговорить, и мы тоже! Столько не виделись!

– В казахских семьях решает муж. С ним и нужно было договариваться. Возможно, у Ермухана Чингисовича совсем другие планы на вечер. Возможно, он просто не любит рестораны.

– Возможно, он просто ревнует Наташу, – сказала Надежда.

– К кому? – задал я напрашивающийся вопрос.

– К молодости. Мы такие весёлые, а он уж больно серьёзный. Старый муж, грозный муж…

– И давно Наташа замужем?

– В августе поженились. Романтика. На берегу моря он сделал ей предложение, ну, и…

– Какого моря?

– Наташа не сказала. Обидно, мы даже адресами и телефонами не обменялись. Встретились случайно, и вот…

– Случайно ли?

– Ты, Чижик, слишком уж подозрительным стал.

– Может быть, может быть…

Наконец, удалось поймать такси, и мы отправились в «Москву».

– Пора, пора, Чижик, обживать твою квартиру, – сказали девочки, уходя в свой