Когда Виктория выкарабкалась из депрессии, у нее возник новый повод для огорчений. Леопольд рос худеньким и болезненным ребенком, а когда падал, на тельце оставались страшные синяки, не сходившие неделями.

Врачам не понадобилось много времени, чтобы поставить диагноз – редкий, но уже описанный в медицинской литературе. Гемофилия. Наследственная болезнь крови, передающаяся от матери к сыну. При нарушении свертываемости крови любая царапина могла стать смертоносной, поэтому больные гемофилией редко доживали даже до подросткового возраста.

Современные ученые полагают, что первым носителем гена гемофилии в семье стала сама Виктория, хотя нельзя исключать, что мутация случилась у ее матери. Когда «бабушка Европы» опутала сетью близкородственных браков все династии, вместе с приданым ее дочери и внучки получили чудовищный подарок. С каждым новым поколением все больше принцев страдало от несвертываемости крови, а болезнь, что сокращала их жизнь, получила название «королевской».

По всей видимости, врачи так и не открыли королевской чете всей правды о болезни их сына. Зачем лишний раз тревожить королеву, если болезнь в любом случае неизлечима? По крайней мере, Альберт относился к болезни сына, как будто это было нечто вроде эпилепсии, и надеялся, что со временем мальчик ее перерастет. Хотя ему, конечно, потребуется особый режим и постоянный надзор.

Детство Леопольда прошло довольно уныло. В отличие от братьев и сестер его не так уж часто брали на прогулки и в поездки, не приглашали на балы (вдруг ушибется), не звали на охоту (не дай бог порежется). Дни мальчика протекали в детской, где он лежал на диване и жадно поглощал книги – главное утешение для одиноких детей.

Отец старался не оставлять его вниманием, но в конце 1850-х принц был занят государственными делами, да остальные восемь детей не давали ему покоя. А Виктория просто не знала, как ей относиться к странному ребенку. Болезнь сына действовала на нее угнетающе. Она любила миловидных пухленьких малюток, а когда Лео исполнилось пять, она написала Вики, что он «очень уродлив». «Это смышленый и забавный, но какой-то нелепый ребенок»[117], – добавляла она.

Леопольд близко к сердцу принимал скандалы родителей по поводу его лечения и распорядка дня. С годами душевная боль не притупилась. Когда его племянник и крестник Фритти скончался от внутреннего кровотечения, Леопольд написал Алисе строки, от которых веет безнадежной тоской: «Не перестаю повторять себе, что… бедный мальчик избежал всех мучений и испытаний, каких полна жизнь инвалида, как, например, моя… Когда малыш Фритти покинул нас, люди повторяли “оно и к лучшему”, все равно бы он не был здоров и прочее. А я тогда сказал себе: “Вот если меня не станет, все будут твердить то же самое”, и мне так горько стало на душе. Но некоторое время спустя я и сам, похоже, осознал справедливость этого высказывания»[118].

14 апреля 1857 года на свет появилась Беатриса – последний ребенок Виктории и Альберта. «Самая прелестная из всех нас, просто маленькая фея»[119], – умилялась на сестренку Вики. Родители баловали крошку Беатрису и звали ее Baby – Малышка, как в английских семьях всегда называли младшего ребенка. Но тогда еще никто не знал, что Беатрисе предстоит оставаться Малышкой последующие 30 лет.

Виктория и Альберт свято верили, что детям необходим свежий воздух. Но где же его взять в удушливом Лондоне, по которому желтым гороховым супом стелется туман? Виндзорский замок был окружен живописным парком, но внутри был чересчур мрачным и формальным. А ведь детям нужно много солнца и простора для беготни, да и морской бриз им тоже не помешает!

Во владении короны уже находился один курортный домик – Королевский павильон в Брайтоне, похожий на дворец из сказок «Тысячи и одной ночи». Но интерьеры дворца, с его витыми колоннами и аляповатыми драконами на стенах, напоминали о причудах Георга – той странице английской истории, которую Виктория не прочь была бы забыть. Кроме того, в Брайтоне королевская чета страдала от назойливости местных жителей. «Нас преследовали толпы мальчишек, которые так и норовили заглянуть мне под капор. Они относились к нам как к заезжему оркестру на параде. Домой мы возвращались в спешке»[120], – обижалась королева. Все, о чем она мечтала, – это уютный домик на берегу моря, где хватит места для растущей семьи.

Виктория давно приглядывалась к острову Уайт на юге Великобритании. В детстве она провела немало счастливых дней в замке Норрис и подумывала о том, чтобы его выкупить. В 1844 году венценосные супруги обратились за советом к Пилю, но тот подал им другую идею – приобрести имение Осборн, георгианскую усадьбу на севере острова, неподалеку от рыбацкой деревушки Ист-Коуз.

Усадьба полностью отвечала запросам королевской четы: достаточно пространства, чтобы разбить сад, укромный пляж, надежно скрытый от праздных глаз, поблизости – ферма. Трехэтажное здание усадьбы сильно обветшало, но принц-консорт оценил его потенциал. И решил – надо брать!

«Невозможно и вообразить более прелестный уголок, – вторила мужу Виктория. – Леса и долины прекрасны повсюду, но у моря (а леса вдаются в море) они само совершенство. В нашем полном распоряжении будет очаровательный пляж. А море такое синее и тихое, что принцу вспомнился Неаполь»[121].

Но, как у любой молодой семьи, у Виктории с Альбертом сразу же возникли финансовые затруднения. Хозяйка усадьбы леди Изабелла Блэчфорд оценила свои владения в 30 тысяч фунтов: цена разумная, но непомерно высокая для экономных супругов. Правительство не собиралось выделять деньги на эту прихоть, так что платить пришлось бы из своего кошелька.

Другая проблема заключалась в том, что близлежащей фермой Бартон владел Винчестерский колледж, и с ним пришлось бы договариваться отдельно. Альберт же решил, что если покупать поместье, так только с фермой. Иначе какой он помещик без племенных бычков и призовых свиней?

Супруги договорились снять имение на год. За это время они рассчитывали наскрести денег на его покупку, например, сбыв с рук часть интерьеров павильона в Брайтоне. Договор об аренде был подписан 1 мая 1844 года.

С удвоенной энергий принц Альберт взял за переговоры с владельцами земель. Леди Блэчфорд торговалась отчаянно («Хотела выжать из нас все, что могла», – возмущалась королева), но принцу удалось сбить цену до 26 тысяч. С Винчестерским колледжем тоже удалось договориться. В мае 1845 года Виктория и Альберт стали полноправными владельцами Осборна. На радостях они скупили еще несколько окрестных ферм, включая обширные владения Элверстоун и Вудхауз, и к 1847 году потратили на недвижимость в общей сложности 67 тысяч фунтов.