В точку — Андрей Павлович утром от нечего делать пересчитал.

— Ага, циркачок, тут ты и попался. — Ноздри раздулись. — Отвечай насчет миссии — что вы удумали!

— Шиш вам. Вы сперва с Мари разберитесь.

Тут и раздался общий призыв наполнить бокалы, подступал Миллениум.

* * *

После парочки тостов устроили чехарду вне помещения, благо погодка благоволила, палили, уж непременно, фейерверк, носились по добротно освещенным просторам, пользуя предусмотрительно очищенные (Соловьевым, кстати сказать) дорожки, а то и в сугробы пихаясь — Николь, к примеру, утюжила утонувшего плашмя Нувориша шикарной муфтой. Рядом, челночно и резво мотаясь вдоль лежащего прилежно тела, самозабвенно тявкал Трезор. Визжали исправно. Мари обаятельно материлась. Бросались рыхлым снегом. На плечи Z взгромоздилась Пума уан и тандем неожиданно проворно скакал по целине. Заковыристое сословие распоясалось. Соловьев тщательно искал глазами Герасима. Обнаружил в теневом закутке с объемистой от пушистой шубы Надеждой Ильиничной — она нечто непонятное с молодым человеком производила. Не удивился. Марианна неподалеку делала маразматически-театральные позы и томно квохтала:

— Ах, какой шарман! Я, по-моему, сию минуту умру. Спасайте меня кто угодно. Погибаю, я падаю ниже городской канализации.

Гардей вдруг заорал что было духу и отборно: «Кто может сравниться с Матильдой моей!!!» Андрей Павлович испуганно впился в него взглядом, не иначе ударило Матильдами Герасима, и даже поежился. Но на удачу отвлекся.

— Эй, господа!! — Тащилин с крыльца — на плечах его лежала дубленка — внес поправку: — Бухнуть не пора ли!? А то шут его знает…

С ввалившимися в помещение господами вник веселый морозец, был идейно уместен. Прыгали, обтряхивались, оправлялись. Охлопывали друг друга — Мужественный Нувориш, допущенный до занятия, с отвислой губой и помутневшими глазами судорожно обрабатывал шикарные рельефы Николь. Когда унялись, Мари потребовала:

— Налейте мне водки.

Пожелание было исполнено тут же. Мари — она пылала, взгляд был несколько дик — подняла сосуд:

— Прикиньте — я, такая, обожаю Россию!

Ахнула, Россия следом. Андрей, скажем, притеснился к Герасиму.

— Слышь, Серега, я деликатничать не стану — не те времена. Поспрашиваю напрямик, так что давай-ка. — Тенькнул о емкость, что держал тот. Совершили. — Хэк, сладка штуковина… Стало быть, папашу своего ты не знал.

— В каком смысле?

— А в таком. Ты думаешь, один на фортеля горазд? Я, брат, другой раз такие финты выворачиваю — берегись.

Впрочем, наладились петь нанайцы и народ бросился сидеть, танцевать и помалкивать.

Часов подле двух людишки вели себя вольно и шумно, Нувориш, скажем, был допущен до талии Николь. Тащилин громогласно объявил:

— Это еще вовсе не все. Например, существует продуктивный человек по имени Сергей. Надеюсь, еще не все обратили на него внимание. Так вы сейчас обратите, не беспокойтесь. А ну-ка, Сережа, порази.

Ни секунды не медля, будто только и жил для насущного момента, Герасим состряпал — он стоял одиноко в некой нише — гигантский прыжок и очутился на свободной площади.

— Оп-ля! — воскликнул парень, подняв на манер циркача руки. — Господа, я очень хорошо показываю разнообразные фокусы. Приготовьтесь… Ну так вы готовы? — держа отвратительную улыбку, ровными рывками, будто кукла, начал он вращать голову в разные стороны. — Нет, вы, по-моему, не осознали еще благонамеренность момента. Что за дурачье! Собственно, какое до вас дело, так или иначе от меня не отвертеться. Итак!..

Он медленно и блаженно засунул палец в ноздрю. Весь, без остатка. Глаза при этом равномерно вращались по орбите.

— Глядите внимательно. Экое дурачье — таращатся как на блаженного. Ох и погуляю я нынче, ох и пройдусь по душам, — равнодушно комментировал он дальнейшие действия, которые заключались в том, что фокусник потащил палец обратно, а следом за ним полезла толстая золотая цепь. — Ну, вы видите? Как вы думаете, где располагалась сия цепура-профура, — талдычил он переменяя руки, таща ими цепь, которая вышла уже более метра длинной и не собиралась останавливаться, собственно, достигнув пола, складывалась кольцами, как принято в данных обстоятельствах у всяких толстых цепей.

— Никогда вам не догадаться, дурачье несчастное. Впрочем, я и сам этого не знаю. — На этом слове он отнял руки и пальцем правой ладони ударил по струящейся материи, цепь оборвалась и шмякнулась печально на пол. Далее он швыркнул носом и вогнал туда торчавший из ноздри остаток. Поднял руки. — Вуаля!

Обомлевший народ, разинув рты — у некоторых притом застыла улыбка — безмолвно пялился.

— Я не слышу аплодисментов, ублюдки! — громогласно потребовал Герасим.

Окосевший в туман Соловьев замолотил в ладоши.

— Вот так Серега. Ну ублажил, расподлец.

Присутствующие его не только не поддержали, но обозначили совершенную растерянность, убрав улыбки и дружно смотря исподлобья.

— Да и пофиг, — рассудил Герасим, — больно надо. Как говориться, не хотите, какать хотите.

Очередной товарищ Бакс пренебрег свершением, справедливо полагая, что он сам не последнее чудо света и, очнувшись, отчеканил:

— Пардонте, что тут себе позволяет этот чмо! Я к вам обращаюсь, Петр Васильевич.

— Ух ты како-ой! — подражая Хазанову, заныл Герасим. — Вы, глубоконенавистный, чем-то недовольны? У вас в заднице свербит?

— Ну ты, рожа, — от души огорчился товарищ Бакс, — я не стану смотреть на твоего покровителя. Ты сейчас получишь. — Господин напористо шагнул в направлении ниспровергателя всех имеющихся представлений.

Герасим испуганно выставил руку с вертикальной ладонью перед собой.

— Стоп, я все понял. Я глубоко не прав. Теперь же возьму себя в руки и застрелюсь.

Он взмахнул рукой, в ладони оказался револьвер. Приставил дуло к виску, зажмурил глаза.

— Бах!! — заорал Герасим. Собрание окаменело.

Пару секунд длилось безмолвие. Далее парень открыл глаза, отнял дуло от виска и недоуменно уставился в прибор.

— Осечка! — горестно воскликнул он и принялся в отчаянии вертеться и изгибаться телом. — Мне не пережить осечки, только не это! — С взглядом преисполненным чувств снова как недавно вытянул руку в сторону замершего на полпути дельца. — Я все исправлю, не надо решительных действий.

Он кинулся к сидящей, пожалуй, ближе всех к нему Пуме По-слухам, потянул ее за руку, моля:

— Помогите, только вы способны!

Девушка, ошарашенная предельно и безвольная, полная расширенных глаз, встала, переступала. На средине залы, где стоял и фокусничал Герасим прежде, остановились. Начальник вложил в послушную руку замороженной любительницы хорошо жить пистолет — глаза особи, не моргая, глядели во всю полноту.