– Здесь я, – шепнул в ответ Глеб.

– А!.. Я думал это кокча мохнатая.

– Сам ты кокча. Облезлая, правда. Чего приперся? Вроде же спать хотел.

– Я и хочу, – пристроился рядом с мутантом Пистолетец. – Но пороговить хочу еще больше.

– За ужином не наговорился? Кто мешал?

– Шасок. Не мешал а… Я без него с тобой хочу пороговить.

Глеб мысленно вздохнул. Сперва один, теперь другой! У них что, эпидемия?

Вслух же сказал:

– Ну давай, кляузничай.

– Почему сразу кляксникначай? – обиженно зашипел Пистолетец. – Я, может, экспромпритет проводил, велочека хотел узнать лучше!

– Чего ты проводил?…

– Экспром… экспро… экспер… Опыт, короче.

– Эксперимент? – заинтересовался мутант. – Ну-ка, ну-ка, выкладывай. Ты открываешься для меня с неизведанной стороны!

– Вот-вот, и я о том же. Я все Шаска не мог понять… И сейчас еще не монипаю. Вроде он с нами, а вроде – сам по себе… В плащ этот свой тукается… На дворе лето, а ему будто все ходолно…

– Он же говорил, что мерзнет постоянно. Мутация такая. Или просто свойство организма.

– Ага, горовил. А у самого на лбу пот от жары. Горовить можно много чего.

Глеб и сам уже думал, что может скрываться на теле у юноши, но ему стало любопытно выслушать версию Пистолетца.

– Хорошо. И что, ты думаешь, он под своей одеждой прячет?

– Письмо.

– Какое еще письмо? Оно бы уже давно вымокло и расползлось, как твой блокнот.

– Не намопинай… – насупился лузянин. – Но я не про такое письмо, не на мубаге.

– А на чем же еще? На глиняных дощечках?

– На теле! – совсем тихим шепотом, склонившись к уху мутанта, выдал Пистолетец.

– Ха! Так и с тела оно бы уже сотню раз смылось!

– Татута… татиту… титита… – затикал вдруг лузянин.

– Ты чего это? – удивился Глеб. – В шпионов играешь? Азбукой Морзе мне шифровку передаешь?… Так я ее не знаю.

– Не Мозре никакой, – отмахнулся Пистолетец. – Тати… эта… как ее… Иголками под кожу…

Мутант уже понял, о чем идет речь, но решил немного посмеяться над приятелем.

– Что? – с деланым ужасом округлил он глаза. – Иголки под кожу? Еще, наверное, и под ногти?… Ты пытал Сашка?! Ничего себе эксперимент…

– Не придуривайся, – серьезным тоном сказал вдруг лузянин. – Ты понял, о чем я. Наколки, вот… Письмо на теле наколото. И оно не свымается.

– Допустим, – тоже стал серьезным Глеб. – И от кого письмо? Кому? О чем? К чему такие сложности и такая секретность?

– Этого я не знаю. Вомзожно, от тех морозильников… отморозков из Лузы. Скорее всего. Хотят, наверное, с отморозками из Устюга ноктакт наладить. Или еще чего. Надо раздеть его и помсотреть.

– Никого мы раздевать не будем! – посуровел мутант. – А если и начнем, то с тебя. Чтобы всыпать по голой заднице. Экспериментатор хренов!.. Кстати, а в чем тут эксперимент, я так и не понял?

Пистолетец обиженно засопел, но потом все же выдал:

– Он тебе про меня ракксазывал?…

Глеб аж поперхнулся. Ничего себе расклад!.. Откашлявшись в кулак, осторожно вымолвил:

– Ну, допустим…

– Про то, что я плавирьно говорю, да?

– Да, – помедлив, кивнул мутант.

– Это и был экспромпритент! – торжественно заявил лузянин.

– Все равно не понимаю, – признался Глеб.

– Ну, сморти… Если он сам по себе, то мы ему все варно как и кто… Протсо чтобы бодраться проще до Утсюга. А как я проверю, все варно или нет? Вот я и потсарался… Горовил с ним пварильно, пока ты спал. Ух, как трундо было, чуть мозг не вспикел!.. Теперь после эгото еще нерпавильней стал роговить…

– И все же я не понял смысла.

– Ну как же! Он ведь тебе это ракксазал! Значит, он меня задопозрил в чем-то, значит, ему не все навро! А так бы плюнул и мочлал.

– Вывод спорный, но допустим, – нахмурился мутант. – Только почему ты к одному Сашку докопался тогда? Давай уж с меня начинай. Я вообще подозрительный – жуть! Ни на кого не похож, ничего якобы не помню. А сам в огне почти не горю и в воде совсем не тону. Причем тот же огонь силой мысли вызываю. В темноте вижу, с волками – как с щенками слепыми расправляюсь. Это, по-моему, куда более странно и подозрительно, чем какой-то там плащ!

– Но ты… – начал было Пистолетец, однако Глеб уже разошелся:

– Давай, чего уж там, предположим, что я вообще инопланетянин! Меня высадили на Землю межпланетные агрессоры, чтобы я уничтожил тут остатки цивилизации. Сейчас до Устюга доберусь, найду ядерные заряды – хлоп! – и нет больше Устюга. Потом пробегусь до Вологды, а там, глядишь, и до Москвы – что мне стоит?… Ну, чего молчишь?

– Ты и правда странный, да, – опустил голову лузянин. – Но ты шлиском странный. Такого бы не послали. Сделали бы бошле похожего на велочека. Чтоб никто не задопозрил… Хотя… ты сегодня и прадва про звезды горовил…

– Вот видишь!

– Но это так… Ты лучше скажи… Ты ведь сегодня вспомнил что-то еще? – Пистолетец опять не сделал ни одной ошибки в словах, и у Глеба неприятно заныло под ложечкой.

– Что я вспомнил? – спросил он, и тут вдруг понял: да, действительно вспомнил! Только что. Сказал ведь Пистолетцу, что пробежится до Вологды и до Москвы. Причем, сделал это, совершенно не задумываясь. А ведь еще совсем недавно, увидев эту надпись на «галере», никак не мог вспомнить, что же означает это слово. Сейчас даже смешно: как можно было забыть про Москву?… И он сказал: – Да, кое-что вспомнил.

– Что? – насторожился Пистолетец.

– Что такое Москва.

– А чего ее всмопинать? Она же сгорела.

– Я не про «галеру», а про город. Столицу России, если тебе это о чем-либо говорит.

– Горовит, – отмахнулся лузянин. – Но я не про это. Я спрашиваю: всмопнил ли ты, кем ты был?…

– Ничего я не вспомнил, с чего ты взял?

– Ты так управлялся с атвоматом, будто… Да что там! Ты точно дежрал его в руках рашьне. И не один раз. А твои сапоги точно такие же, как у махровников.

– Вот, – выдохнул Глеб. – Наконец-то договорились до истины. Конечно же, я храмовник. Это они меня сюда заслали, разведать, сколько у «диких» незаконных детей… Послушай, дружище, как ты смотришь на то, что я тебя сейчас придушу?

Видимо, в голосе мутанта было что-то такое, что Пистолетец вскочил и, предостерегающе выставив руки, попятился в сумрак. Прямо к реке. Еще бы пара шагов – и оказался в воде.

– А ну, на место! – рявкнул, забывшись, мутант. Поднялся, дотянулся до лузянина и мощным рывком вернул его к себе. А потом зашипел, горячо и проникновенно: – Этого гнусного разговора не было, понял? И если опять станешь за кем-нибудь из нас шпионить, я собственноручно утоплю тебя в первой попавшейся луже. Очень не по-человечески тебя уничтожу, поверь мне. И заруби на своем облезлом носу: если мы вместе, то вместе до конца. А если так, то каждый должен верить, доверять двум другим, как самому себе. Не можешь, не хочешь – уходи! Прямо сейчас. Пока и правда не придушил…