– «женщина». Соединив их, мы получаем

– Теперь вы понимаете, почему они улетели, господин президент?

Последовавшее молчание и пустой взгляд президента ясно сказали профессору о том, что кусочки мозаики не сложились в единое полотно в голове президента.

Профессор Громли отер лоб.

– Позвольте прибегнуть к аналогии. Предположим, это мы перенеслись на двадцать третью звезду дельты Стрельца, установили контакт с местным населением и пообещали им златые горы в обмен на разрешение обратить их в свою веру. И предположим, что в первый же вечер мы обратили взор в небо и увидели, как на востоке встает гигантское слово из трех букв. Какой была бы наша реакция?

– Господь всемогущий! – Лицо президента сделалось багровым – под стать обивке кресла. – Но нельзя ли как-нибудь объяснить… принести официальные извинения? Хотя бы что-то предпринять?

Профессор Громли покачал головой.

– Даже если предположить, что мы сможем с ними связаться, есть лишь один способ заставить их вернуться, а именно – устранить причину афронта… Мы можем стереть слово из трех букв со стен общественных туалетов, господин президент, но мы не можем стереть слово, начертанное в звездах.

– Пришел человек из «Хронопоиска», сэр, – доложил рободворецкий.

– Пусть войдет.

Человек из «Хронопоиска» топтался на пороге, перекладывая из руки в руку продолговатый сверток.

– Доброе утро, достопочтенный Бриджмейкер…

– Ну что, нашли вы эту машину?

– Боюсь, что нет, сэр… но нам удалось найти еще один из выпущенных ею артефактов. – Человек передал сверток Бриджмейкеру.

– Артефактов у меня уже сотни! – Бриджмейкер обвел гневным жестом всю комнату. – Мне нужна сама машина, чтобы самому выпускать такую продукцию!

– Боюсь, достопочтенный, что такой машины не существовало вообще. Наши агенты обследовали и Дотехнологическую эру, и Первую Технологическую, и ранние годы нашей собственной эры; иногда они наблюдали древних технологов за работой, но самой машины не видели никогда.

– Если древние технологи могли творить без машины, я бы тоже мог – а поскольку я не могу, машина непременно должна быть. Ступайте и продолжайте поиски!

Посыльный поклонился и вышел, а Бриджмейкер, вскрыв доставленную посылку, настроил свой лингводублепреобразователь.

Что за ирония. Он понял, в чем его призвание, еще в детстве, но финансовую независимость обрел благодаря совершенно другому роду занятий. Теперь он делал все, чтобы вернуться к своей первой любви, но получал за это лишь груды древней продукции. Дублирование и распространение этих продуктов способствовало его финансовой независимости, но мечта Бриджмейкера стать первостепенным художником так и не осуществилась.

Подойдя к полкам, он обозрел творения, выходящие под его именем: «Прощай, оружие», «Повесть о пяти Перчиках»[16], «Одиссея», «Айвенго»…

Из лингводублепреобразователя с громким хлопком выпал первый экземпляр, и Бриджмейкер приступил к чтению своего очередного шедевра «Том Свифт и его электровоз»[17].

Хаббарду уже доводилось видеть куиджи, но хромую куиджи он встречал впервые.

Правда, если не считать ее искривленной левой лапки, она, в сущности, не отличалась от прочих птиц, выставленных на продажу. Тот же ярко-желтый хохолок и ожерелье в синюю крапинку, те же прозрачно-синие бусинки глаз и светло-зеленая грудка, так же причудливо изогнутый клюв и то же странное, нездешнее выражение. Она была около шести дюймов длиной и весила, должно быть, граммов тридцать пять.

Хаббард вдруг спохватился, что уже давно молчит. Девушка с высокой грудью, в наимоднейшем полупрозрачном платье вопросительно смотрела на него из-за прилавка.

– Что у нее с лапкой? – спросил он, откашлявшись.

Девушка пожала плечами.

– Сломали во время погрузки. Мы снизили на нее цену, но все равно ее никто не купит. Покупатель желает, чтобы они были первый сорт, без изъянов.

– Понятно, – сказал Хаббард. И стал вспоминать то немногое, что знал о куиджи: родом они из Куиджи, полудикого захолустья Венерианской тройственной республики; с первого или со второго раза запоминают все, что им скажешь; отзываются на сколько-нибудь знакомое слово; легко приспосабливаются к новым условиям, однако размножаются только у себя на родине, поэтому для продажи приходится доставлять их на Землю с Венеры; по счастью, они очень выносливы и выдерживают ускорение и торможение, перелет им не опасен.

Перелет…

– Выходит, она была в космосе! – вырвалось у Хаббарда.

Девушка скорчила гримаску и кивнула.

– Космос – для птиц, я всегда это говорила.

От него, конечно, ждали, что он рассмеется. Он даже и попытался было. В конце концов, откуда девушке знать, что он бывший космонавт. С виду он самый обыкновенный человек средних лет, немало таких слоняется в этот февральский день по магазинам стандартных цен. И все-таки рассмеяться не удалось, хотя он старался изо всех сил.

Девушка как будто ничего не заметила.

– Интересно, почему одни только чокнутые летают к звездам, – продолжала она.

Потому что только они способны справиться с одиночеством, да и то лишь на какое-то время, – чуть не сказал Хаббард. Но вместо этого спросил:

– А что вы с ними делаете, если их никто не покупает?

– С кем, с птицами? Ну, берут бумажный мешок, накачивают туда немного природного газа… совсем немного… а потом…

– Сколько она стоит?

– Вы про хромую?

– Да.

– Значит, вы вивисектор, да?.. Шесть девяносто пять, и еще семнадцать пятьдесят за клетку.

– Я ее беру, – сказал Хаббард.

Нести клетку было неудобно, чехол то и дело сползал, и всякий раз куиджи издавал громкий писк – в аэробусе, а потом и на улице предместья все оборачивались и пялили глаза, и Хаббард чувствовал себя дурак дураком.

Он надеялся проскользнуть в дом и подняться к себе в комнату так, чтобы сестра не углядела его покупку. Напрасная надежда. От Элис ничего не скроешь.