Прошло довольно много времени, прежде чем Жизель смогла что-то сказать. Еще больше потребовалось времени, чтобы посмотреть на него без стыда. Она вела себя похотливо. Многие могли бы сказать, что она вела себя хуже какой-нибудь потаскухи. Жизель подумала, что Найджел, когда остынет, тоже засомневается в ее нравственности.

Повернувшись на бок, она коснулась шрама, чтобы убедиться, что их занятия любовью не принесли ему вреда. Потом посмотрела на него и тихо засмеялась. Все ее страхи улетучились. У него были закрыты глаза, черты лица разгладились в полудреме, в уголках губ застыла улыбка. Найджел Мюррей выглядел так, как выглядит полностью удовлетворенный мужчина.

– Найджел? – Она лениво провела рукой по его широкой гладкой груди.

– Что, моя прелесть? – Он чуть крепче прижал ее к себе, поцеловав в лоб.

– У меня стойкое ощущение, что впереди нас с тобой ждет кара.

– О да, мы ведь жуткие бесстыдники.

– А я не жалею. – Она пристально посмотрела на него. – И не сомневаюсь, эта кара не будет так велика по сравнению с тем, что потребуется сделать, чтобы смыть кровь с моих рук.

Найджел приоткрыл один глаз и глянул на нее:

– Ты жутко испорчена, если так думаешь, Жизель.

Она хмыкнула.

– Благодарю вас, сэр.

Жизель не удивилась тому, что Найджел так легко разгадал женскую хитрость, чтобы заставить его сказать про ее невиновность и тем самым развеять ее беспокойство. Удивительно, но она с каждым днем все меньше переживала по этому поводу. Она перестала считать это жестокой обидой. Она стала считать это просто небольшим недоразумением. Жизель решила, что не стоит злиться на то, что он считает ее убийцей, тем более что он не осуждал и ни в чем не обвинял ее. И еще она удивлялась вот чему. Хотя и не совершив преступления, она продолжала мысленно наслаждаться, вспоминая об убийстве мужа. Церковь назвала бы такие мысли греховными.

Она нахмурилась, потому что сообразила, что, даже если Дево признают ее невиновной, этого все равно будет недостаточно, чтобы очистить ее имя. Охоту за ней прекратят, но вот прекратятся ли разговоры? Вряд ли. И от этого ей стало немного грустно. Радовало вновь стать свободной, вновь не озираться по сторонам каждую минуту, но жизнь никогда не станет такой, какой была прежде. Она приняла как данность, что все, через что ей придется пройти, чтобы уцелеть, может разрушить ее репутацию и поставить под сомнение ее целомудрие, и сейчас в глубине души понимала, что будет все так же страдать от обвинения в убийстве. Пути назад, к той блаженной невежественной девочке, какой она была до замужества, не было.

– Меня мало волнует, что об этом подумает церковь, – протянул Найджел, отрывая ее от грустных мыслей, и снова закрыл глаза.

– Как можно говорить такое? – Она слегка шлепнула его по груди. – Тебя не волнует твоя душа? Собираешься отправиться в ад?

– Нет, просто мне кажется, что Господу совсем не угодно забивать адские подземелья молодыми греховодницами, когда существует множество больших грешников, настоящих дьяволов во плоти, которым туда самая прямая дорога. Но чтобы тебя успокоить, как только мы окажемся в Шотландии, можешь отправиться в какой-нибудь храм, чтобы преклонить свои изящные колена перед алтарем и попросить отпущения грехов.

– Найджел! Такие дерзости могут дорого тебе обойтись. Ты не боишься остаться без отпущения грехов? – Она попыталась изобразить ужас таким пренебрежением к благочестию, хотя внутренне соглашалась с ним.

– Нет. Я делаю все, чтобы следовать его заповедям. Славлю его, почитаю и стараюсь поступать, как требует он, насколько мне позволяет моя бренная плоть. Я так понимаю, что большего ни один человек сделать не может.

– Думаю, что ты прав, хотя священники могут и не согласиться с тобой.

– Могут, но я им мало верю. Я встречал так много священников, которые были такими же слабыми, как любой другой человек, а некоторые так должны были бы гореть в аду вместе с теми, кого они туда отправляли.

– Но ты, должно быть, встречал и хороших?

– Встречал, но редко. Не хмурься так, любимая. – Он поцеловал морщинку между бровей. – Ничего не могу с собой поделать, но я очень осторожен с людьми, у которых столько же власти, сколько у священников. Иногда ее больше, чем у королей. Не спорю, среди них есть прекрасные люди, которые и в самом деле услышали глас Божий, хотят творить добро и спасать души. Но полно и таких, которые используют свое положение, чтобы нахапать побольше, не отказывают себе в земных радостях, борются за власть.

Она кивнула, соглашаясь:

– Я слышала о таких. Слишком много людей идут в монастыри и братства, только потому, что они – младшие сыновья и у них нет других средств к существованию.

– Они могли бы пойти в наемники, добиваться славы и благополучия, честно служа своему сеньору или королю.

– Согласна. – Она тихо засмеялась, прислонилась щекой к его груди и закрыла глаза. – Хорошо, если бы все было так, как ты считаешь.

– Тогда все прекрасно, милая. Вместе мы и отправимся в рай петь с ангелами, а может, в ад – жариться на одной сковородке. А сейчас, если ты не против, закончим этот серьезный разговор и будем спать.

– Хорошая мысль, – промычала она сквозь дрему.

Найджел поцеловал ее в макушку и улыбнулся. Ему вдруг стало понятно, что эта хрупкая, маленькая женщина понимает его так же хорошо, как и его братья. Когда она задавала свои странные, иногда острые вопросы, хотелось отвечать ей с полной откровенностью. Ее страсть была свободна от пут, и от этого кидало в жар. Друзья и семья посчитали бы его сумасшедшим из-за нерешительности по отношению к ней. Он все еще не определил, что чувствует к ней, чего от нее хочет. Без сомнения, они заставили бы его отправиться с ней к алтарю, и как можно скорее. В глубине души он считал, что именно так и нужно поступить. В то же время чувствовал, что его колебания не нравятся Жизели. Как он смог бы попросить ее отдать ему свое сердце, если не был уверен, что сам поступит так же?

Найджел молча покачал головой, понимая, что момент принятия решения приближается с головокружительной скоростью, уклоняйся от него не уклоняйся. Если он ошибется, пострадают они оба. Можно было только молиться, чтобы озарение наступило до того, как он сделает Жизели больно и уже ничего не возможно будет исправить.

– Держи его крепче, милая. – Найджел подобрал меч, который он только что выбил у нее из руки и снова сунул Жизели.

– Просто ты изо всех сил пытаешься доказать, что я слабая и глупая. – Жизель была раздражена, но, вцепившись в меч, повернулась к Найджелу лицом.

– Нет, я из кожи лезу, чтобы помочь тебе преодолеть слабость и глупость.

Она выругалась от души, и они снова начали тренировочный бой. Звон мечей повис над небольшой лесной прогалиной, которую они на этот раз выбрали для привала. Прошло три дня, как она сняла швы у Найджела. И теперь каждый вечер, останавливаясь на ночевку, Найджел улучал минутку, чтобы учить ее владеть мечом. Жизель безумно злило, что много времени уходит на простейшие удары и блокировки. И вообще, какая польза от меча, когда его так легко выбить из рук? Она не сомневалась, что Найджел очень хорош как боец, но его искусство скорее подавляло, чем воодушевляло.