Мне много лет приходится наведываться в эти стены и проходить в камеры для допросов, дабы встретиться с клиентами. Разные ситуации приводили сюда моих доверителей, но вход для всех был нежелателен, а выход — сложен.

Граница — эта высокая и тяжелая решетка, которая как гильотина поднимается передо мной и опускается за моей спиной. Проход под ней всегда бьет подлым холодком страха по всему телу. Внушай не внушай себе, что ты здесь временно, что поговоришь с клиентом и уйдешь — ничего не помогает: это чувство перехода из свободы в несвободу каждый раз пугает меня.

Но эти походы — часть моей работы, и Бутырку, где много горя и несправедливости, приходится посещать.

Обстановка в видавшей виды следственной комнате была неуютная. Ну, а какая же должна быть обстановка в тюрьме? Наверное, такая и должна быть. Стол да два стула, лампа на столе и пепельница алюминиевая, битая-перебитая, как будто участвовала в боях. Все прикручено, приверчено, стул пытаешься подвинуть — не получается, лампу переставить — не выходит, и к этому трудно привыкнуть. Пока я изучал самую консервативную из всех существующих обстановку, привели Александра Васильевича.

Раньше мы не встречались. Нужно было познакомиться, попытаться понять друг друга, разговор завести. Но не тут-то было: клиент так на меня зыркнул, что одна рука потянулась к портфелю, а другая — к кнопке вызова охраны. Мол, чего пришел мужик, тебя никто не звал. Мои доводы насчет юридической помощи, справедливости, совместных усилий на него не действовали. Взгляд отражал все переживания обвиняемого: ни в чем не виноват, валите вы все…

Я решил «задружиться» с клиентом и, достав из своего бездонного коричневого портфеля две плитки шоколада, предложил их сидельцу.

Александр Васильевич, или Санек, как его звали родственники, нанявшие меня, с явным удовольствием прошуршал упаковкой и слопал обе плитки.

— Александр, обычно в работе с клиентами говорю я, но сегодня будет не мой день. Я хочу послушать вас, услышать вашу историю.

— Как вас зовут? Кто вам оплатил работу со мной?

— Зовут меня Алексей, отчество — Львович, наняли меня ваши родственники.

— Ясно. Мне что-то писать надо?

— Нет, вам ничего писать не надо. Я никуда не тороплюсь и послушаю ваш рассказ, вашу правду. Правду следствия я уже знаю. Но правды всегда две. Злодей-шпион — он же всегда герой-разведчик. С какой стороны посмотреть. Это старая формула. Чтобы вытащить вас отсюда, для начала нужен честный рассказ без лукавства и придумок.

— Чего рассказывать, я не знаю.

— Давайте от «печки», сначала.

Малышкин оживился. Перебирая матерком и спотыкаясь о жесткие словечки из двух-трех букв, он начал свою историю:

После девятого класса Санек пошел в профессиональное училище. Оно находилось в том же районе, в котором он родился, жил и в школу ходил — на Соколе. Мать решила, что лучше быть хорошим в ПТУ, чем балбесом и двоечником в школе. И она не ошиблась. Саньку нравилась учеба — училище было поварское, готовило «сладкие» кадры. Кондитеры-мальчики на девчачьем курсе были на вес золота. В училище всегда было весело, сытно и за курево никто не гонял. Учителя смотрели на этот пустяк без истерик и директору не жаловались.

Но самым интересным в учебе была производственная практика в московских ресторанах и кафе. Девочки и мальчики готовили салаты, сладкие блюда, драили пол, рабочие столы и печи. В утренние часы практикантов кормили в парадных залах, где работали шикарные бармены, шли репетиции музыкантов и в кассе проверяли остаток денег перед рабочим днем.

К вечеру наличности становилось больше, кассиры и бармен ее пересчитывали, перехватывали разноцветными резинками и готовили к инкассации. Санек с любопытством смотрел на пачки денег. Он никогда не видел денежных знаков в таком количестве. Манипуляции с купюрами вводили его в ступор.

У каждого учащегося в ресторане было свое любимое занятие. Девчонки украдкой из приоткрытых дверей кухни поглядывали на знаменитых гостей в зале и громко со смешинкой обсуждали свои впечатления с шеф-поваром.

Мальчишки очень серьезно относились к ежедневному сбору «продпайка» для дома, наверное, ощущали себя добытчиками и снабженцами своих семей. Оставшиеся от клиентов продукты и напитки складывались в холодильнике.

В конце дня шеф все это добро раздавал ребятам. Сашу все это не трогало. Его интерес был в другом. Он с волнением наблюдал за купюрами в руках кассира: как их сортировали, подклеивали, пересчитывали и собирали в пачки.

Этим действом мог любоваться часами.

Время шло. Санек обзавелся семьей. Милая, понимающая жена и очаровательная дочка в веснушках. В отца. Как-то в холодный, ветряный март решили втроем поехать на теплое Красное море. Четыре часа — и яркое солнце, теплое море и никаких забот. Шарм-эль-Шейх им понравился. Всего три улицы, блестящие и уютные. Санек покурил кальян, дочку на верблюде покатал, жене серебряных безделиц накупил.

На каждой улице этого малюсенького городка находилось по пять, шесть банкоматов. Выли они черного цвета, непривычно большие и очень шумные в работе, напоминали широкие, двухметровые холодильники со встроенным маленьким телевизором в середине.

Банкоматы стояли на земле, без всякой охраны, и выполняли известные всем функции — выдавали деньги издержавшимся туристам.

Санек каждый вечер после вкусного ужина отпрашивался у жены и бежал к этим черным ящикам. Он становился сбоку от металлического чуда и слушал, слушал мелодию гудящих, шуршащих и бурлящих купюр, доносящуюся из чрева банкомата. Эти звуки и мелькающие деньги завораживали его. Он ловил кайф от этого зрелища.

У Санька не было ни зависти к владельцам кредиток, ни желания завладеть этими деньгами — его манила не страсть обладания. Он жил в мире фантазий. Представления о всесилии этих разноцветных бумажек, о власти над всеми и всем, о мировом господстве денег над людьми будоражили его разум. Он представлял себе морские лайнеры, межпланетные корабли, норковые шубы и россыпи бриллиантов.

В его воображении расцветали пустыни, улыбались сытые и довольные дети Африки и, конечно, золотой памятник на золотом постаменте создателю вакцины от рака.

Ипподром на Скаковой аллее Санек посещал по средам. В выходной жена ворчит, да и с дочкой повозиться хочется. А среда — в самый раз. Вроде на работе застрял. Ходят же люди в театр, на рыбалку или в баню например. Он ходил на бега. К лошадям и азарту относился без фанатизма. Его интересовало действо не на беговых дорожках, а под трибунами — в кассах.

* * *

Отношение к деньгам у каждого свое. Для одних деньги — это счастье и наслаждение. Они приятны сами по себе. Новые ощущения, новые покоренные вершины. И не важно, сулят ли они тебе выгоду в дальнейшем или нет. Для других — это средство. Сильное, мощное, этакий проездной билет во власть, к всемогуществу и подчинению других своей воле. Для третьих — путь к свободе, свободе творчества. Полная палитра действий и чувств. Независимость от дураков и умников. Человек сам по себе, без унижений и лизоблюдства. У четвертых деньги — инструмент. Это созидатели, у которых деньги делают добро, создают, обеспечивают, меценатствуют. Или злодеи — убивают, отнимают, воюют. «Деньги не пахнут» — это их лозунг.