— Да, господин адвокат. Это одна из жемчужин моей коллекции. Если не ставить сложное оборудование, можно обнаружить всего один признак подделки. Хорошая работа. Вы как профессионал должны его найти.

С этими словами хозяин дома вручил мне увеличительное стекло и включил дополнительный свет. Изучал купюру минут двадцать.

На радость моего собеседника подделку в банкноте я так и не обнаружил. Малышкин с видом победителя выставил подлинную купюру против света и показал мне через лупу тонкую сетку на водяном знаке с изображением Франклина. На подделке сетки на лице президента не было. Санек сиял.

— Где берете экспонаты для коллекции, господин депутат? Надеюсь, не в Центробанке?

Мы оба рассмеялись.

— Алексей Львович, я уже взрослый мальчик, в опасные игры давно не играю. Подделки я покупаю у коллекционеров. Кстати, они хоть и фальшивые, а стоят в три-четыре раза дороже номинала. Это мое хобби, моя отдушина. Я давно хотел встретиться с вами и поблагодарить за помощь. О том, что мог запросто загреметь лет на пять, я понял много позже, но ваших координат уже не было. И поблагодарить вас не удалось. Мы с женой очень рады вам, наш дом всегда открыт для вас.

Вот теперь я могу закончить свое повествование.

Евгения Моисеевна Вольфсон поступила в Московскую консерваторию в 1915 году и успела поиграть господам, а потом всю жизнь играла товарищам и учила их детей. Моя любимая бабушка, которая говорила: «Если очень хорошо, Лешенька, это уже плохо». Когда моя любимая бабушка общалась с дедом на скользкие темы, то переходила на идиш и разговаривала на этом языке плавно, нежно и красиво. Мамочка идиш уже не учила, и язык в семье был утерян.

Моя любимая бабушка, дожившая до 89 лет, пережила две революции, две кровавые войны и сталинские чистки. Мужья ее трех сестер были репрессированы и расстреляны при Сталине, сестры сосланы в колонии-поселения, а многочисленные племянники, осиротевшие в одночасье, жили у бабушки. Выросли, выучились и всю жизнь считали ее мамой. Бабушка всегда работала на двух работах, но отдельного жилья так и не дождалась. До конца дней они с дедом жили в коммуналке с пятнадцатью соседями.

— Бабушка, у тебя столько соседей! Как же ты ни с кем никогда не ругаешься?

— Лешенька, я никогда ни с кем из соседей не дружила, поэтому и не ругалась…

Моя любимая бабушка всю жизнь преподавала фортепьяно ученикам. Я наблюдал эти сцены, когда молодые красивые женщины музицировали на пианино «Беккер». После уроков по два, три часа бабушка сидела с ними за обеденным столом и разбиралась в проблемах их личной жизни, давала мудрые советы. Люди приходили к ней с цветами и плакали, благодарили за сохраненную семейную жизнь. Кого-то она соединила с мужем, кого-то мирила с детьми. Ученики-мужчины ловили каждое ее слово, чтобы как-то выкрутиться из запутанных ситуаций с любимыми женщинами. Сейчас бабушку назвали бы семейным психологом.

Бабушка частенько спрашивала деда:

— Скажи, милый Сашенька, который сейчас час?

— Женюрка, в маленькой комнате часы показывают два.

— Сашенька, а сколько на каминных часах?

— А каминные часы, Женюрка, показывают два десять.

— Сашенька, солнышко, голубчик, не поленись, выгляни в окошко, посмотри, пожалуйста, часы на Покровке.

Так всегда в три попытки выяснялось время в доме бабушки.

Дом у бабушки был непростой (дом № 27 на Покровке — так называлась улица до революции и называется в наше время, в советские годы это была улица Чернышевского). Его до революции 1917 года занимал Дмитрий Петрович Боткин — крупный собиратель западноевропейской живописи и фарфора, из знаменитой семьи чаеторговцев, дипломатов и врачей Боткиных.

— Лешенька, когда нас с дедушкой после свадьбы заселили в эту коммунальную квартиру в 1920 году, здесь еще жил Дмитрий Петрович. Обидела его власть — комнату в его же доме не выделила. Жил он с супругой под лестницей без окон и дверей. Голодал очень. Карточек им продовольственных не выдали и обрекли на голодную смерть. Несправедливо это было — он все свои картины пожертвовал в Музей изящных искусств в 1918 году (сейчас Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина).

Мы с соседями подкармливали Боткиных тайком, по ночам, хотя управдом запрещал, запугивал нас. В 1922 году собирался Дмитрий Петрович во Францию уехать к брату Петру, но остался в Москве. По какой причине — я не знаю. В 1925 году в Париже умер Петр Боткин и оставил брату бесценные картины французских художников. Дмитрия Петровича пригласили в высокие инстанции и предложили передать картины в дар государству. Взамен дали квартиру в Кисельном переулке и работу в музее. Он к нам часто в гости приходил, прекрасный человек. Настоящий русский интеллигент.

— Бабуленька, почему ты такая худенькая?

— Лешечка, до кухни и до туалета мне идти 35 шагов, возвратиться в комнату еще 35. Представляешь, сколько раз в день я хожу туда-сюда? Поэтому я в хорошей форме.

— Бабуленька, а почему ты опекаешь соседку — бабу Глашу? Она тебе очень нравится?

— Мне безумно жалко ее, Лешенька. Она — очень старый и одинокий человек. В 1919 году ее мужа, молодого парня — машиниста паровоза — белые заживо сожгли в топке. С тех пор она совершенно одна.

— Бабуль, а он что, был за красных?

— Да, он был за красных, но это же не повод живьем человека сжигать.

— Вабуленька, кто лучший пианист в мире? Ты ведь еще при царе консерваторию закончила по классу фортепиано и про всех пианистов все знаешь.

— Лешенька, не заканчивала, а поступала при царе в 1915 году, в 17 лет, после гимназии. Заканчивала при Советской власти. Ректором московской консерватории был назначен краснофлотец в звании мичмана. Очень хороший человек был, добрый. Музыку он не понимал, но о нас заботился, как о своих детях. Холод был зимой 1919 года, жуть, играть не могли. Он дал команду топить реквизированными в Москве инструментами. Роялями топили, пианино. Варварство, конечно, но многие жизни он спас, а уж сколько рук отмороженных отогрел — не счесть. А среди педагогов героем был профессор-органист Александр Федорович Гедике. Несмотря на невыносимые условия, он ни на день не прекращал занятия в классах. Голод и холод не сломили его.

А лучший пианист — Ван Клайберн из Америки. Он первый конкурс Чайковского выиграл в Москве. Я была на его концерте тогда — фантастика.

Он первый концерт Чайковского играл, а за пультом Кирилл Кондрашин стоял. Зрители совершенно с ума сходили от восторга. «Ванечку» обожали, боготворили. Он несколько слов по-русски выучил, так все плакали, когда он говорил при награждении Гран-при: «Я вас лублу!» Вся дорога от консерватории до гостиницы «Метрополь» была в цветах. У него интересная история была в Америке. Он был бедный и никому неизвестный ресторанный пианист. И от него ушла любимая девушка. Перенести предательство восемнадцатилетний Клайберн не мог и дал обет безбрачия. После конкурса «Ванечку» встречала вся Америка, он стал знаменит и богат. Несостоявшаяся невеста с досады руки на себя наложить пыталась.