— Проклятие. — Он постучал пальцами по столу. — Жестко.

Она поерзала на стуле, испытывая неловкость.

— Весьма. Кончилось тем, что он высказал мне все это, когда я забыла о нашей годовщине.

— Черт, ты облажалась.

— Так и было. Особенно когда он спросил, люблю ли я его, а я промолчала. Я могла бы ответить, но едва ли он хотел услышать именно это. И тогда парень порвал со мной.

Гейб задумался.

— Похоже, ты не очень-то хотела остаться с ним.

— Думаю, да.

— Тогда почему не бросала?

— Честно? Боже. Стыдно признать, но я не хотела оставаться одна и пыталась быть… нормальной, как все, кто заводил интрижки или строил долгосрочные отношения, пока я сидела за учебниками как дура.

— И ты не стала встречаться ни с кем другим? — спросил он, а когда она покачала головой, посмотрел с недоверием. — И не спала ни с кем ради развлечения?

Разговор становился все сложнее. Как она могла объяснить свой страх перед тем, чтобы идти куда-то и экспериментировать? Перед тем, чтобы отрываться и развлекаться? Она и сама себя до конца не понимала.

Никки не могла просто переспать с кем-то. Она была бы и рада. Но для этого ей требовалось увлечься человеком по-настоящему. А встречи на одну ночь этого не предполагали.

— Это очень неловкий разговор. Серьезно.

— Если не хочешь говорить, не надо.

— Заткнись.

Он наклонился ближе.

— А вы, ребята…

— Ты серьезно спрашиваешь, был ли у нас с Кельвином секс? — спросила она тихо.

Он вздохнул.

— Да. Я собирался спросить, трахались ли вы, но слово «секс» звучит более прилично.

Никки покраснела до корней волос.

— Это вообще не твое дело, но да, у нас был секс.

Он не сводил с нее глаз.

— Твой парень остался единственным, кроме меня?

— О боже. — Она вжалась в кресло. — Поверить не могу, что ты об этом спрашиваешь. Честно, не верю.

— Так поверь, потому что я это и делаю. Ты спала с кем-нибудь еще?

Никки задохнулась от возмущения.

— Я не стану отвечать на этот вопрос.

Он криво ухмыльнулся.

— И почему нет?

— Ты серьезно не понимаешь, почему? — Подпрыгнув на сиденье, она вцепилась в край стола. — Ладно, хватит говорить обо мне. Давай поговорим о тебе.

Он прищурился.

— Что случилось между тобой и той девицей, с которой ты встречался в колледже и которую ты любил? — Она со смесью раздражения и удовольствия заметила, как он изменился в лице. — Эмма, кажется?

Казалось, мужчина окаменел.

— Мы не станем говорить об этом.

Раздражение перевесило удовольствие, оттого что ей удалось поставить его на место.

— Теперь ты знаешь, каково это, когда у тебя спрашивают подобное.

— Это другое.

— Да неужели? — Она склонила голову набок. — И почему?

— Потому что я любил ее, а ты того парня — нет.

Никки резко вздохнула. Вот. Он сказал то, что она всегда подозревала. Он любил ее. А поскольку Никки была эталонной идиоткой, то спросила:

— Ты все еще любишь ее?

Гейб отвел взгляд, плечи его напряглись. Сердце девушки на мгновение замерло, а потом она почувствовала, будто в душе что-то надломилось, и это доказывало, что он все еще ей небезразличен.

— Я всегда буду любить ее.

* * *

Практически все оставшееся время обеда они промолчали, и прогулка обратно была такой же неловкой, как конькобежец, пытающийся скользить по асфальту.

Гейб поверить не мог, что она заговорила об Эмме. Братья знали, что эту тему лучше не трогать. Все, кроме Люциана, но тот умел вовремя заткнуться.

Но Ник!

Она просто задала ему тот вопрос, который не осмеливался задать даже младший брат. Никки могла не знать всю историю его отношений с Эммой, но была наблюдательна. Девушка видела достаточно, чтобы понять: это запретная тема.

И будь он проклят, если соврал!

В глубине души, в самом темном ее уголке, он продолжал любить ее, и это не давало ему покоя долгие годы.

Желание поработать пропало, поэтому он оставил Ник в мастерской, сел в машину, поехал и каким-то образом оказался у кладбища Метейри. Припарковавшись, он побрел вдоль ухоженных зеленых лужаек. Легкий ветерок играл в кронах деревьев, заставляя листья тихо планировать на землю.

Гейб срезал путь между могилами и увидел высокий мавзолей, охраняемый двумя скорбящими ангелами. Когда-то де Винсенты тоже пользовались склепом, располагавшимся позади поместья, ближе к болоту. Он не знал, почему в итоге семья начала хоронить своих на кладбище Метейри. Возможно, потому, что склеп на их земле уже не мог вместить всех умерших.

Тут были похоронены его бабка, а также несколько теток и дядей. Человек, который его воспитал, которого он всегда будет считать своим отцом, тоже покоился тут вместе с его матерью.

После того как Мадлен, его сестра, действительно умерла, ее захоронили отдельно. Церемония, конфиденциальность которой стоила Деву кучу денег.

Убийцу не положили рядом с матерью.

Гейб шагнул в сторону и сел на скамейку. Щурясь на солнце, он потянулся в карман и достал телефон. Просмотрев список контактов, нажал вызов и поднес телефон к уху.

Самюэль Ротшильд ответил после третьего гудка, и, как всегда, голос его был безжизненным.

— Вы сказали, что дадите нам три месяца. Сейчас кончается только первый.

А ему казалось, что прошло больше времени.

— Я не отступаюсь от своего обещания.

Трубка помолчала.

— Тогда зачем вы звоните, Габриель?

Он сжал челюсти и закрыл глаза.

— Хотел позвонить и спросить, как ваши дела.

— Хорошо, — последовал стандартный ответ.

Гейб вздохнул.

— Знаю, что не нравлюсь вам, и вы беспокоитесь о том, что я собираюсь делать. Но у меня есть право на этот звонок. У меня есть право и на гораздо большее, Самюэль.

— Пять лет, Габриель.

— Да, пять лет я понятия ни о чем не имел, — с раздражением ответил он. — Вы не можете забывать об этом. Не можете обвинять меня просто так. Если бы я знал, то оказался бы там еще пять лет назад.

Снова повисла пауза.

— Знаю. Именно это нас и пугает.

Играя желваками, он покачал головой и поднял взгляд к медленно ползшим по небу облакам.