У меня те же проблемы с сериалом «Звездный путь» (Star Trek), у которого, я знаю, много поклонников и который, как говорят мне мудрые друзья, я должен воспринимать аллегорически, а не буквально. Но мне сложно поверить в то, что астронавты с Земли приземляются на какую-то отдаленную планету и находят там людей в разгар конфликта между двумя ядерными сверхдержавами, которые называют себя Янги и Комсы или их фонетическими эквивалентами. Через много столетий в будущем во всемирном земном сообществе команда корабля почему-то англо-американская. Только у двух из двенадцати или пятнадцати межзвездных космических кораблей неанглийские названия – «Конго» и «Потемкин». («Потемкин», а не «Аврора»?) И идея успешного скрещивания вулканца с землянином просто игнорирует то, что мы знаем о молекулярной биологии. (Как я заметил где-то, такое скрещивание так же вероятно, как успешное скрещивание человека и петуньи.) По словам Харлана Эллисона, даже такие умеренные биологические нововведения, как заостренные уши и сурово сдвинутые брови у мистера Спока, руководство телеканала сочло слишком смелыми; они посчитали, что такие огромные различия между вулканцами и людьми только смутят аудиторию, и попытались убрать все физиологические черты, отличающие вулканцев. То же самое я думаю о фильмах, в которых знакомые, но немного измененные создания – пауки 90-метровой высоты – угрожают городам Земли: поскольку дыхание у насекомых и паукообразных происходит путем диффузии, такие мародеры задохнулись бы прежде, чем успели разгромить первый же город.

Я считаю, что в моей душе осталась та же жажда чуда, что и в десять лет. Но с тех пор я узнал немного больше о том, как действительно устроен мир. Я считаю, что научная фантастика привела меня к науке. Я считаю, что наука – более тонкая, более замысловатая и поразительная, чем большинство произведений в жанре научной фантастики. Вспомните некоторые научные открытия последних десятилетий: что Марс покрыт древними сухими реками; что обезьяны могут выучить языки из многих сотен слов, понимать абстрактные понятия и создавать новые грамматические конструкции; что существуют частицы, которые беспрепятственно проходят через всю Землю, и мы можем наблюдать, как они поднимаются сквозь наши стопы вверх, так же как спускаются с неба вниз; что в созвездии Лебедь есть двойная звезда, у одной из составляющих этой звездной системы настолько высокое ускорение свободного падения, что свет не может выйти за ее пределы: она может быть ослепительной от излучения внутри, но невидима снаружи. По сравнению со всем этим многие стандартные идеи научной фантастики, как мне кажется, блекнут. Я считаю упущенной возможностью относительное отсутствие подобных вещей и искажение научного мышления в научной фантастике, которое часто в ней встречается. На основе реальной науки можно написать не менее увлекательное и захватывающее художественное произведение, и я считаю, что важно использовать каждую возможность передавать научные идеи цивилизации, которая хоть и основана на науке, почти ничего не делает для того, чтобы наука была понята.

Но лучшее из научной фантастики остается действительно очень хорошим. Есть истории с таким интригующим сюжетом и детально прописанным незнакомым обществом, что они увлекли меня прежде, чем мне даже представилась возможность для критики. Это «Дверь в лето» (The Door into Summer) Роберта Хайнлайна[91], «Моя цель – звезды» (The Stars My Destination)[92] и «Человек без лица» (The Demolished Man)[93] Альфреда Бестера, «Меж двух времен» (Time and Again) Джека Финнея[94], «Дюна» (Dune) Фрэнка Герберта[95] и «Страсти по Лейбовицу» (A Canticle for Leibowitz) Уолтера Миллера[96]. В этих книгах представлены идеи, над которыми можно поразмыслить. Размышления Хайнлайна о технических возможностях и общественной пользе роботов для домашнего хозяйства получили серьезное подтверждение в последующие годы. Большую услугу обществу, как мне кажется, может оказать описание гипотетической внеземной экологии, сделанное в романе «Дюна», которое помогает лучше понять земную экологию. В повести «Тот, кто уменьшился» (He Who Shrank) Генри Хассе представлены захватывающие космологические размышления, которые серьезно обсуждаются и в наше время, идея бесконечной регрессии вселенных, вложенных одна в другую, при которой каждая из наших элементарных частиц является вселенной на один уровень ниже, а мы являемся элементарной частицей в следующей вселенной на уровень выше.

Очень мало научно-фантастических романов сочетают в себе глубокую человеческую чуткость со стандартной научно-фантастической темой. Я имею в виду, например, «Лживая Луна» (Rogue Moon) Альгиса Будриса[97], многие произведения Рэя Брэдбери и Теодора Старджона (например, «Сюда, к мольберту» (To Here and the Easel) последнего – поразительное изображение шизофрении, пережитой изнутри), а также провокационное введение к поэме «Неистовый Роланд» (Orlando Furioso) Ариосто[98].

Астроном Роберт Ричардсон как-то написал проницательный научно-фантастический рассказ о непрерывном образовании космических лучей. В рассказе Айзека Азимова «Там дышит человек» (Breathes There a Man) пронзительно описан эмоциональный стресс и чувство изоляции некоторых лучших ученых-теоретиков. В рассказе «Девять миллиардов имен Бога» (The Nine Billion Names of God) Артур Кларк[99] познакомил западных читателей с интригующими размышлениями о восточных религиях.

Одно из величайших преимуществ научной фантастики заключается в том, что она может передавать обрывочные сведения, намеки и фразы о знаниях, неизвестных или недоступных читателю. Рассказ Хайнлайна «Дом, который построил Тил»[100] (And He Built a Crooked House), возможно, впервые познакомил многих читателей с геометрией четырехмерного пространства в доступной форме. В одном научно-фантастическом произведении фактически представлены математические расчеты последней попытки Эйнштейна вывести теорию единого поля; в другом фигурирует важное уравнение из области популяционной генетики. Роботы Азимова были «позитронными», потому что позитрон как раз недавно открыли. Азимов никогда не объяснял, как позитроны управляют роботами, но его читатели узнали про позитроны. Родомагнитные роботы Джека Уильямсона работали на рутении, родии и палладии – металлах VIII группы, следующих в периодической системе химических элементов после железа, никеля и кобальта. Была предложена аналогия с ферромагнетизмом. Я предполагаю, что в наши дни в научной фантастике существуют кварковые роботы, которые кратко расскажут об увлекательной современной физике элементарных частиц. «Да не опустится тьма» (Lest Darkness Fall) Л. Спрэга де Кампа – отличное знакомство с Римом времен вторжения готов, а серия Азимова «Академия» (Foundation)[101], хотя это не объясняется в его книгах, представляет собой очень содержательное описание развития широко раскинувшейся величественной Римской империи. Истории о путешествии во времени – например, три замечательных произведения Хайнлайна «Все вы зомби» (All You Zombies)[102], «По собственным следам» (By His Bootstraps) и «Дверь в лето» (The Door into Summer) – заставляют читателя задуматься о природе причинно-следственной связи и стреле времени. Это книги, над которыми можно поразмышлять, когда вы набираете ванну или гуляете по лесу в первый снегопад.