– Не велика потеря. Не мы первые теряем эти ключи, не мы последние. Получим новый и станем пользоваться им.

– Сначала придется подробно объяснять, как мы его потеряли, и тут всплывет моя персона.

– И что? Что не так с твоей персоной?

– Ну это же я получил удар от этого варвара!

– Это был ментальный удар, от него не застрахован никто.

– Да, ментальный удар пришел от варвара, при этом ни в одном уведомительном наставлении ни о чем подобном не сообщается.

– Ну и радуйся, значит, ты застрахован от служебного расследования – ключ потерян в результате неописанного действия нережимного индивидуума. Все записи у нас имеются, значит, ты ни при чем.

– Ты не понимаешь, капитан Ринг… Тебя никто не спишет, ты постоянный член Лиги, а я всего лишь кандидат и, если не оправдаю оказанного доверия, меня вышвырнут вон – переформатируют до уровня надсмотрщика.

– А что такое надсмотрщик?

– Ну вот, ты даже не знаешь.

– А откуда мне знать, я с рождения форматирован как член Лиги.

– Ну, когда тебя объявляют надсмотрщиком, ты получаешь один файл с очередным направлением и второй – огромный такой, с подробными инструкциями на ближайшие сто пятьдесят лет. Потом садишься в эллипсоид…

– Такой, как этот?

– Не всегда. Иногда это старый дисколет, в котором из-за его тихоходности имеются туалетные комнаты для сброса отходов жизнедеятельности.

– У членов Лиги нет таких отходов.

– Я знаю, у вас другая система обмена.

Капитан приподнялся, и кресло приняло его новое положение, чуть уменьшив упругость.

– А скажи, секвестор Мобил, что плохого в том, чтобы быть надсмотрщиком, кроме того, что нужно долго лететь на дисколете?

– Одиночество, капитан Ринг. Синтетические собеседники быстро надоедают, их энергетика весьма примитивна.

– О да, в детстве у меня были игрушечные синтетические друзья. Скопированная панда выглядела более естественной.

– Панда? У тебя была панда, капитан Ринг?

– Синтетическая копия, но весьма полная.

– И ты мог ее погладить?

– Голограмму? Разве можно погладить голограмму?

– Голограмму погладить нельзя. Поэтому я с самого детства мечтал погладить панду.

– А на тех планетах, где ты служил, были панды?

– Да. Почти везде.

– Значит, ты их гладил?

Секвестор задумался, а потом вздохнул так, что заколыхалась подсветка метановой атмосферы.

– Нет, капитан Ринг, я не погладил ни одной панды, потому что это запрещено инструкцией.

– Жаль, что инструкции так суровы, – огорчился капитан и снова перевел кресло в лежачее положение.

– Они написаны кровью, капитан Ринг, оттого так строги.

– Что еще бывало интересного, кроме панд?

Секвестор начал вспоминать. Что же еще там было интересного? Огромные бабочки? Парящие в атмосфере живые пузыри, наполненные гелием?

– Мне вспомнились местные варвары, они бывали весьма забавны, особенно если появиться перед ними на патрульном катере, чтобы двигатели вздымали пыль и все такое.

– И что они? – оживился капитан.

– Они падали ниц, они пугались, кричали и плакали.

– А что ты?

– Я выходил в тонком серебристом скафандре, говорил короткую речь. Дескать, я прибыл, чтобы спасти вас, научить грамоте, бла-бла-бла и все такое.

– И потом ты улетел?

– Почему? Нет, не улетел, потом я поставил там репринтер и за пару суток построил им десяток школ, несколько гранитных пирамид и календарь высотой в сорок метров, рассчитываемый со всеми погрешностями на тысячу лет вперед.

– И для чего все это?

– Ну, это как-то развлекает. К тому же забавно видеть их реакцию, когда они приходят на место, где стояла какая-нибудь хижина, и видят дворец из стотонных гранитных кирпичей. Они начинают верить в чудо.

Пилоты помолчали, прислушиваясь к всплескам временных потоков, огибающих корпус стремительного эллипсоида.

– Из того, что ты рассказал, секвестор Мобил, мне показалось, что быть надсмотрщиком не так уж плохо, а?

– В чем-то да, а в чем-то и нет. С одной стороны, приятно жить в золотом дворце, который для тебя построят благодарные аборигены, купаться в бассейне с розовыми лепестками, ласкать прекрасных дев…

– Стоп-стоп! Что значит «ласкать прекрасных дев»?

– Видишь ли, капитан Ринг, когда живешь среди варваров, приходится снисходить до их обычаев. Они приносят золото, и нужно сделать вид, что ты доволен. Они же не знают, что у тебя в бункере стоит конвертер, который может произвести сколько угодно этого золота. Они приносят искрящиеся меха, они приводят скот и, наконец, они приводят лучших девушек – с каждого племени по три особи.

– И что?

– И приходится соответствовать. Золото идет в подвалы, скот телепортируется куда-нибудь на луга – подальше от резиденции, чтобы аборигены думали, что у тебя чудовищный аппетит и ты сожрал все стадо. Ну и наконец девушки, они потом расскажут все своим соплеменникам, поэтому… ты делаешь то, что от тебя ожидают.

– Я не понял, – произнес капитан, поднимая спинку кресла в вертикальное положение.

– Приходилось заниматься с ними сексом, разумеется, в пределах инструкций.

– Разве в инструкциях на этот счет есть какие-то указания?

– Нет, таких указаний в инструкциях не было, поэтому приходилось использовать тот раздел, где говорится о дипломатической деятельности в среде аборигенов.

– Ты делал это из дипломатических соображений?

– Ну разумеется, не удовольствия же ради, я ведь на службе.

– Значит, ты занимался сексом…

– По служебной необходимости.

– А члены Лиги никогда не занимаются сексом. Мы воспроизводимы иначе.

– Я знаю.

– М-да…

Капитан Ринг вздохнул, потом посмотрел на хроноспектральный экран и сказал:

– Время-то замедляется.

– Значит, скоро будет раздвоение пространства.

– Не люблю я это.

– Это же совсем не больно.

– Но неприятно, согласись.

– Неприятно, – согласился секвестор.

Они помолчали, каждый по-своему коротая время до точки раздвоения. Никому не хотелось, чтобы этот момент застал их во время беседы.

Наконец раздвоение состоялось, и секвестор заметил, что капитану это очень неприятно.