Бремен колеблется, но не больше секунды.

– Нет. Я сам. Вероятно, они запросят ваше мнение.

– Отлично, – говорит Леман, готовый идти к следующему пациенту. – Завтра ближе к вечеру Иен пришлет вам результаты анализов крови. Все данные будут готовы для отправки в клинику.

Джереми кивает, надевает спортивную куртку и выходит через приемную на улицу. В машине по дороге домой он подготавливает свой ментальный щит к сокрытию факта варикоцеле. Это ненадолго, – уговаривает себя Бремен, маскируя барьер случайными мыслями и образами, подобно тому, как охотник прячет ловушку под ветками и листьями. – Совсем ненадолго, пока я все не обдумаю.

Заставляя себя забыть то, что узнал от врача, Джереми уже понимает, что лжет.

В темноте Бремен поднялся по склону холма, мимо джипа, припаркованного в нескольких ярдах от того места, где он его оставил, мимо лающих в своем загоне ротвейлеров – раньше их никогда не оставляли в загоне на ночь, – и через открытую дверь вошел в дом.

Внутри было полутемно. Коридор освещался единственной латунной лампой в форме подсвечника – в дальнем конце, где находилась спальня миз Морган. Джереми чувствовал ее присутствие, теплую волну белого шума, которая усиливалась, словно кто-то крутил ручку громкости ненастроенного радиоприемника. Этот шум вызывал головокружение и легкую тошноту. А также возбуждал. Бремен, словно лунатик, пересек прихожую и двинулся по коридору. Бешеный лай собак стих.

В спальне хозяйки горел только настольный светильник с двадцатипятиваттной лампочкой – на него была наброшена какая-то ткань, и он давал слабый розовый свет. Джереми на секунду замер в дверном проеме, чувствуя, что теряет равновесие, – он словно балансировал на краю глубокой круглой ямы. Затем он шагнул вперед и заставил себя погрузиться в волну белого шума.

Прозрачный маркизетовый полог над кроватью на четырех столбиках блестел в розовом свете, похожий на шелковистую паутину. Бремен увидел Морган на дальнем конце кровати, куда почти не добирался слабый свет. Тонкая ткань балдахина почти ничего не скрывала.

– Входи, – прошептала женщина.

Джереми вошел, неуверенно переставляя ноги, словно ему отказывали зрение и чувство равновесия. Он начал обходить кровать, но из тени снова послышался голос Файетт:

– Нет, подожди секунду.

Бремен замер в нерешительности, и в голове у него немного прояснилось. Потом он увидел, как прозрачная ткань раздвинулась и миз Морган наклонилась к стакану или маленькому контейнеру на ночном столике. Быстрое движение руки ко рту и возвращение стакана на место. Скрытое в тени лицо женщины изменилось.

У нее искусственные зубы, – подумал Бремен, чувствуя прилив неприязни к хозяйке. – Забыла вставить.

Она снова поманила его к себе, движением запястья и пальцев. Джереми обошел дальний край кровати, так что его тело отбросило еще более густую тень на лежащую женщину, и снова остановился, неспособный двинуться ни вперед, ни назад. Возможно, Морган что-то говорила, но сознание Бремена заполнял рев белого шума. Этот шум затопил его, словно волна теплой, как кровь, воды, поступающая из невидимого гидранта и дезориентирующая еще больше.

Он протянул руку к пологу, но почувствовал удар длинных сильных пальцев. Файетт подалась вперед, опираясь на локти, каким-то кошачьим и, одновременно, женственным движением, приблизив лицо к его ногам. Когда ее плечи раздвинули ткань балдахина, Джереми понял, что отчетливо видит грудь в вырезе ночной рубашки, но не видит лица, скрытого тенью и копной спутанных волос.

Тем лучше, – подумал Бремен и закрыл глаза. Он пытался думать о Гейл, вспоминать Гейл, но поток белого шума заглушал все мысли и чувства, оставляя только усталость и покорность. В последнее мгновение перед тем, как опустились веки, ему показалось, что тени вокруг него пришли в движение.

Морган прижала одну ладонь к его животу, а вторую положила ему на бедро. Бремен дрожал, как породистый жеребец, которого осматривает бесцеремонный ветеринар.

Файетт расстегнула ремень, а потом молнию на его джинсах.

Джереми подался вперед – он хотел наклониться к ней, но ее левая рука вернулась к нему на живот, вынудив его остановиться. Теперь белый шум превратился в ураган статического электричества, разрывающего мозг. Бремен покачнулся.

Одним, почти раздраженным движением миз Морган спустила с него трусы. Он почувствовал прохладный воздух, а потом теплое дыхание, но глаза не открыл. Белый шум невидимыми кулаками обрушивался на его сознание.

Хозяйка ранчо ласкала его – обхватила яички, словно хотела приподнять их и поцеловать, а потом провела теплой ладонью с холодными ногтями по все еще вялому пенису. Бремен слегка возбудился, но его мошонка сжалась, как будто пыталась спрятаться внутри живота. Движения Морган стали энергичнее и настойчивее, подчиняясь скорее ее желанию, чем его. Джереми почувствовал, как ее голова склонилась ниже, почувствовал прикосновение щеки к бедру, шелковистые волосы и теплый лоб на своем животе, и вдруг оглушающий белый шум ослаб, а потом исчез совсем, и Бремен оказался в центре урагана.

И увидел.

Вспоротая плоть и обнажившиеся ребра тел, подвешенных на крюках. Искаженный гримасой ужаса рот и застывшие глаза под пленкой инея. Младенцы из семьи иммигрантов, тоже на крюках, слегка поворачивающиеся из стороны сторону под напором ледяного ветра…

– Боже!

Он инстинктивно отпрянул и открыл глаза за мгновение до того, как рот миз Морган захлопнулся с металлическим лязгом. Бремен увидел блеск острой стали между алых губ и попятился, но наткнулся на прикроватный столик и сбил прикрытую тканью лампу, отчего на стенах взметнулись тени.

Раскрытые челюсти со стальными лезвиями снова устремились вперед. Плечи Файетт извивались и дергались, словно какая-то древняя черепаха пыталась выбраться из своего панциря.

Джереми метнулся вправо, ударился о стену и успел слегка повернуться, так что челюсти промахнулись мимо его гениталий, но отхватили кусок в форме круга от бедра, прямо над бедренной артерией. Он смотрел, как в тусклом розовом свете на ткать балдахина брызжет кровь и как ее капли падают на запрокинутое лицо миз Морган.

Она изогнула шею, словно в оргазме, и замерла – широко раскрытые невидящие глаза, почти идеальный круг рта. Бремен увидел розовые десны зубного протеза и вставленные в пластик бритвенные лезвия. Его кровь размазалась по алым губам и синеватой стали. Когда Файетт раскрыла рот еще шире, готовясь к следующему броску, он заметил, что лезвия расположены концентрическими рядами, как зубы у акулы.

Джереми отпрыгнул влево, ослепленный мысленными образами, которые теперь вращались в центре смерча из белого шума, снова натолкнулся на стол с лампой и резко отпрянул, когда стальные зубы Морган вспороли свисающую полу его рубашки и кожаный ремень и вонзились ему в бок, царапнув по ребру. Женщина замерла. Голова ее тряслась, словно у собаки, держащей в зубах крысу.