Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уж я-то знаю.
– Боже мой. Божебожебожебожемой. Меня сейчас вырвет. – Я попыталась встать. Комната закружилась.
Рен схватил меня руку и усадил обратно на стул:
– Все хорошо, Лина. Все в порядке. – Он говорил словно из-под воды. – Наверняка это всего лишь совпадение. Ты же еще очень похожа на свою маму. Все так считают.
– Рен, она ни разу не сказала, что он мой отец. – Что?
Я развернулась к нему:
– Мама ни разу не сказала, что Говард – мой отец. Она всегда говорила о нем как о лучшем друге.
Его глаза расширились.
– Davvero[86]? Тогда почему ты решила, что это так?
– Из-за бабушки. Это она сказала, что он мой папа, а мама никогда не упоминала об этом, чтобы я дала ему шанс и не злилась на него. – Я положила руку на сердце. Оно пыталось выбить мне ребра. – И слепой заметит, что я ни капли не похожа на Говарда. Ты посмотри. – Мы оба уставились на экран.
– Должно быть какое-то объяснение. Возможно… – Рен осекся.
«Возможностей» тут не было.
– И стоило мне приехать, как все тут же начали твердить, что я похожа на итальянку. И ты мне так сказал там, на холме. Боже мой! Я итальянка! Итальянка!
– Только наполовину. Успокойся, пожалуйста. Это еще не конец све…
– Рен, как думаешь, он знает? Говард знает?
Он замялся и снова поглядел на фотографию:
– Не знаю. Должен же?
– Тогда почему он всем говорит, что я его дочь? О нет. – Я уронила голову на колени. – Той ночью, когда я вернулась от Елены, у него были гости, и я слышала, как одна из них спросила: «Она дочка той девушки-фотографа»? Говард ответил «да», но не добавил, что я еще и его дочь.
– Мне он представился как твой папа. Когда мы в первый раз с ним говорили. И Соня считает так же, разве нет?
– Значит, они либо врут, либо сами в это верят. – Я обхватила голову руками. – Рен, а что, если об этом знала только мама? И она отправила мне дневник, чтобы я выяснила правду, о которой не подозревают другие?
Рен поморщился:
– Зачем ей так поступать? Это как-то…
Подло? Бестактно? Выбирай любое.
Я покачала головой:
– Даже не знаю. С тех пор, как я начала читать дневник, я постоянно гадаю, знала ли я ее на самом деле. – Я перевела взгляд на экран. – Еще вчера я думала, что они быстро сошлись с Говардом, потому что мой день рождения в январе. Оказывается, торопиться некуда. Наверное, мама переехала к нему уже беременной.
– И что теперь?
Я глубоко вздохнула:
– Позвоним Маттео. Мне надо с ним встретиться.
– Постой, это плохая идея. Может, сначала поговорим с Говардом? Или хотя бы дочитаем дневник.
– Пожалуйста, Рен! Мне кажется, мама хотела, чтобы я так поступила. К тому же сейчас я не смогу посмотреть Говарду в глаза. Не смогу. Это номер Маттео внизу страницы? – Я схватила телефон и попыталась набрать номер, но руки слишком сильно тряслись.
– Я позвоню. – Рен забрал телефон. – Нам нужна его галерея?
– Да. Узнай, когда она открыта. И где находится. Как мы туда доберемся? На скутере можно доехать до Рима?
– Нет, поедем на поезде. Они ходят круглые сутки. – Он приложил телефон к уху. Пошли гудки.
Скутер мчался на всех порах к вокзалу. Я сидела за Реном, прицепившись к нему, как обезьянка-лунатик. Мы проверили расписание в Интернете и обнаружили, что экспресс отбывает через двадцать шесть минут. Мы доехали за двадцать четыре.
– Успели, – задыхаясь, сказала я. – Успели.
Рен плюхнулся на пустое сиденье:
– Никогда… не… бегал… так… быстро…
Я прижала руку к ребрам. У меня кошмарно резало в боку.
– Какова… вероятность… того, что поезд… мог уже отъехать?
Рен отдышался.
– Они ходят круглые сутки, но этот – самый скоростной. А нам нужна скорость. Если мои родители обнаружат, что я отвез тебя в Рим на встречу с каким-то левым мужиком, они меня зарежут. А Говард сварит в кипящем масле.
– Маттео – не левый мужик. А Говард… – Я тяжело вздохнула. – Это ужасно. Мама и так разбила ему сердце, а скоро он узнает, что у него и дочки-то нет.
В эту же секунду раздался разрывающий барабанные перепонки шум, и мы зажали уши руками, пока водитель поезда что-то громко передавал на итальянском. Наконец объявление завершилось, послышался скрежет, и поезд медленно отъехал от станции. Мы уезжаем. В самом деле уезжаем.
– Дневник у тебя? – спросил Рен.
– Да. – Я достала его из сумочки. – Я буду читать всю поездку. Сколько нам туда добираться?
– Полтора часа. Читай быстрее. – Он поставил ноги на переднее сиденье, откинулся назад и закрыл глаза.
– Рен? – позвала я.
Он посмотрел на меня:
– Что?
– Честное слово, обычно со мной скучно.
– Сомневаюсь.
9 мая
Семестр заканчивается. Симоне с Алессио уже уехали. Они оба нашли работу в музее в Неаполе, и мы рады, что им не придется разлучаться. Иначе с кем они будут ссориться? Адриенна тоже не стала дожидаться конца учебы и уехала, не попрощавшись.
Теперь нас осталось трое, и мы с Франческой и Говардом стали больше времени проводить вместе и частенько шутим, что Говарду пора переехать к нам и сэкономить на жилье. Уроков больше нет, но до сдачи выпускных проектов осталась пара недель, а я уже стала ассистентом Петруччини.
Такое чувство, будто прошла эпоха. За этот год я пережила как лучшие, так и худшие моменты в своей жизни. С того дня на вокзале Икс не писал и не звонил, и острые края того воспоминания уже сгладились. Я без конца задаю себе вопрос: почему наша любовь так много значила для меня и так мало для него?
12 мая
Последние пару недель мы с Говардом каждые выходные арендуем машину и тащим Франческу с нами в путешествия по городкам на холмах Тосканы. Каждому отведена своя роль: Говард ведет машину и ставит музыку, я зачитываю отрывки из книги для туристов, а Франческа сидит сзади и ворчит. Мы так весело проводим время! И я рада, что благодаря им могу отвлечься от грустных воспоминаний. Не буду же я расстраиваться вечно?
13 мая
Франческе только что предложили работу ассистента известного модного фотографа в Риме. Если она согласится (а она согласится), ей придется уехать меньше чем через месяц. Говард тоже ходит на интервью. Он сказал, что на все готов, лишь бы остаться в Италии. Кому-нибудь нужен уборщик, защитивший диссертацию по истории искусств? Нас всегда связывала любовь к Флоренции. Все наши друзья жаловались на туристов и высокие цены, а мы с Говардом любовались каждым витражным окном и пробовали все вкусы джелато подряд.