может знать некоторые стороны характера Франклина или отдельные грани его личности лучше меня. Но, если я смогу внести свой вклад личными знаниями, то помогу дополнить истинную картину для будущих историков.

Книги, уже написанные о Франклине, ясно показывают, что каждый излагает его историю со своей точки зрения, и что мой муж был особенно восприимчив к людям и отражал того, с кем общался, даря каждому свое впечатление. Поскольку он не любил вести себя неприветливо, то старался внушить каждому собеседнику, будто понимает его интересы.

Мне часто говорили, что Франклин вводит в заблуждение. Даже когда люди не обличали эту мысль в такое количество слов, порой мне казалось, что после беседы он оставлял их с чувством, будто полностью с ними согласен. Я знала, что это не так, а люди удивлялись, когда позже его действия расходились с их представлениями.

Подобные недоразумения возникали не только из-за того что Франклин не любил казаться недружелюбным, но и из-за того, что всегда проявлял интерес к чужой точке зрения и был готов ее выслушать. Если ему казалось, что человек выражает свое мнение структурировано и четко, он кивал и часто приговаривал: «Понятно» или что-то в этом роде. Это не означало, что он убедился в истинности аргумента или хотя бы полностью его понял. Он лишь оценил способ его представления.

Есть еще один факт, который мало кто осознает: президент Соединенных Штатов узнает больше всесторонней информации, чем большинство людей, которые к нему приходят, хотя любой из них может знать свою тему лучше, чем он. Президент, однако, должен иметь общую картину с учетом всех соображений, в то время как другие люди думают в первую очередь о собственных идеях, планах и об ответственности за конкретное дело, которое надеются выполнить. Это обстоятельство возлагает на президента обязанность собирать все возможные точки зрения, часто выслушивать противоречивые идеи, а затем принимать решение. Это одна из самых трудных вещей, которые приходится делать президенту.

Кроме того, тот факт, что он не может испытывать личной преданности сильнее, чем ко всей нации целиком, иногда заставляет задуматься о его лояльности к друзьям. Однако человек, занимающий пост президента Соединенных Штатов, должен прежде всего думать о том, что он считает величайшим благом для народа и всей страны.

Я знаю, Франклин всегда думал о том, что говорят люди, но я никогда не встречала человека, на которого другие люди оказывали бы меньшее влияние. Он просил совета у очень многих людей, но только потому, что стремился узнать разные точки зрения, которые могли бы помочь ему принять окончательное решение, и их он просеивал через собственные знания и чувства. Но как только он принимал решение, люди льстили себе, думая, что повлияли на это.

Франклин часто просил моей помощи, чтобы увидеть отражение мыслей других людей, зная, что моя цель – видеть и общаться с самыми разными личностями. Мне не нужно было ездить с лекциями и инспектировать проекты в разных частях страны, но мой муж знал, что роли официальной хозяйки дома мне будет мало. Он часто предлагал мне чем-нибудь поинтересоваться, например, проектами усадеб. Он радовался, узнав, что весной и осенью я смогу на несколько недель ездить на платные лекции. Я бы не планировала такие поездки, не будь у меня определенных обязательств и подписанных официальных контрактов, но когда они стали обязательством, я организовывала свое время так, чтобы успеть все. Благодаря этим поездкам я побывала во многих местах нашей страны, куда иначе никогда бы не попала.

Естественно, эти преподавательские поездки приносили мне больше денег на занятия, о которых я мечтала, чем мой муж мог себе позволить. В то же время я чувствовала, что Франклин использует всю привезенную мной информацию как способ проверить многие официальные отчеты, которые ему присылали.

Часто во время обсуждения какого-нибудь дела с советниками он поднимал этот вопрос за обедом и провоцировал меня высказать свое мнение, излагая точку зрения, с которой я точно не соглашусь. Он приводил мне доводы, которые изложили ему, а я громко и горячо оспаривала их.

Помню один случай, когда я пришла в настоящую ярость. Мой муж снисходительно улыбнулся и повторил все, что ему говорили люди. На следующий день он спросил мою секретаршу мисс Томпсон, не могу ли я устроить чаепитие в Западном зале Белого дома для него и Роберта Бингема, который в то время был нашим послом в Лондоне и собирался вернуться на свой пост. Я покорно подала им чай, ожидая, что буду сидеть и молча слушать обсуждение вопросов, с которыми не смогу согласиться. Вместо этого Франклин велел послу Бингему действовать не согласно аргументам, которые он мне привел, а согласно моим аргументам! Даже не взглянув на меня и не подмигнув мне, он спокойно изложил политические идеи и убеждения, против которых спорил прошлым вечером, выдавая их за собственные! Я до сих пор не знаю, использовал ли он меня просто как рупор, чтобы увидеть реакцию человека извне, или мои аргументы укрепляли его решение и проясняли его собственное мнение.

После того как Франклин стал президентом, многие люди говорили мне, что не согласны с ним и собираются прямо сказать ему об этом. Они приходили на встречу, но уходя вели себя так, будто и вовсе ни с кем не спорили. Лишь изредка кто-нибудь признавался, что не смог высказать свое мнение – эту трудность отчасти вызывало влияние личности Франклина, а отчасти благоговейный страх человека перед самим офисом.

Франклин обладал даром привлекать к себе нужных людей и заставлять замолчать тех, с кем ему было скучно, и в обоих случаях люди были очарованы. Не желая слушать, он рассказывал истории и говорил на посторонние темы. Все, кто с ним работал, должны были свыкнуться с этой его техникой общения, если не хотели однажды обнаружить, что вопросы, которые они собирались задать, и точки зрения, которые они намеревались высказать, так и не обрели словесную форму, потому что Франклин говорил так уверенно и интересно, что они забывали, что хотели сказать.

Я думаю, лишь немногие из его близких по-настоящему понимали, почему люди иногда приходили к выводу, что он с ними согласен, хотя это было не так. Луис Хоу всегда понимал эту черту характера Франклина, и Фрэнк Уокер, Эдвард Дж. Флинн, Генри Моргенто-младший и Бернард Барух были хорошо с ней знакомы. Собственные интересы Франклина никогда не оказывались важнее этих людей. Каждый из них был заинтересован в моем муже и в их предстоящей работе, и они могли быть объективными, даже когда речь шла о работе.

Многие считали, что я