— Ребзя, давайте не увлекаться. Никому эта пьеса и вся эта самодеятельность не нужна, тем более нам с вами. Надо ставить то, что будет приятно учителям и полезно нам в смысле учёбы. Взять из школьной программы книжку, которую всё равно придётся читать. Я предлагаю «Ревизора», нам по нему сочинение ещё писать придётся.

С ней все согласились, мне поручили зайти завтра с утра к Вере и выяснить, что нам делать дальше.

На следующий день я пришёл ко второму уроку и сразу направился к кабинету музыки. Первый урок ещё не закончился, так что мне пришлось стоять у двери и слушать, как младшеклашки распевают что-то про птенцов и гусениц. Ко мне подошёл Артур, который тоже проспал и теперь решил составить мне компанию. Не успел я поздороваться с ним, как прозвенел звонок, дети гурьбой высыпали из класса, а мы осторожно вошли в него.

Вера сидела за пианино, одетая в обтягивающее красное платье, едва вмещавшее её объёмную грудь. Я подумал с неприязнью, как их вообще берут в школу в таких платьях и с такой грудью. Учительница повернулась к нам на вращающейся круглой табуретке и улыбнулась. Я помнил, что её можно называть просто по имени, но не смог пересилить себя: — Вера Сергевна…

— Ну ладно тебе, Сергевна, Сергевна. Я ж говорила, можно просто Вера. Вы из какого класса?

Мы назвали свой класс, имена и рассказали ей о нашем выборе.

— «Ревизор»? Это хорошо! Можно будет повеселиться. Сделаем хор Бобчинских-Добчинских. Кто же будет Хлестакова играть? Ты, Артём?

Я был польщён вопросом Веры, хотя странно, что она решила, будто из нас двоих я лучше подхожу на эту роль. Я, впрочем, не думал, что она достанется мне, в классе были и другие мальчики (я даже был уверен — никаких центральных ролей мне играть не придётся), поэтому ответил, что эти тонкости мы ещё не обсуждали.

Как я и думал, мне достались незначительные роли гостей, купцов и прочей массовки, не требовавшие большого таланта. Ещё нужно было петь в хоре, и чуть позже Вера настояла на том, чтобы у меня было небольшое сольное выступление. Артур, который сначала с сарказмом отнёсся ко всей затее

(«Я этой хуйнёй страдать не буду»), вдруг переменил своё мнение и попросился играть со мной. Петь он, впрочем, напрочь отказался. Роль Хлестакова досталась, как ни странно, Кате (или не было в этом ничего странного?), а Ира должна была играть жену городничего: она умела смешно бегать по сцене и причитать даже там, где это было не обязательно. Раз в неделю мы собирались в актовом зале после уроков и репетировали. Сначала это было интересно, а потом превратилось в дополнительный урок, на который надо было ходить и повторять одно и то же. Я подумал, что работа у актёров вовсе не такая и занимательная, особенно если учесть, что они проводят за подобными занятиями гораздо больше времени, чем мы.

Класс Дианы репетировал после нашего, поэтому Артур обычно ждал её, и потом иногда они вместе заходили ко мне. Со стороны могло показаться, что мы — одна банда, но на самом деле я всегда чувствовал себя другом Артура. Диана была немного лишней. Мы никогда не оставались с ней наедине, да мне, собственно, даже говорить с ней было не о чем. Мы могли смеяться, шутить, обсуждать последние школьные сплетни, но я не могу себе представить, что бы мы делали, если бы Артура не было рядом.

Однажды Диана ни с того ни с сего позвонила мне вечером. Своим тягучим голосом, который чуть-чуть недотягивал до манерного, она скучающе спросила: — Что делаешь, Артём?

— Ничего. Читаю.

— Что читаешь?

— Ну так, просто, из школьной программы, не важно, а что?

— А мне заскучалось что-то, я вот подумала, может, ты захочешь прогуляться со мной.

— Давай, могу прийти к твоему дому через десять минут. Я решил, что они, наверное, поссорились, и она решила воздействовать на Артура через меня.

В чём-то я оказался прав, хотя никакой ссоры не было.

Когда я пришёл, Диана уже стояла у парадной, закутанная в шарф поверх пуховика. Сделав вид, как будто это совершенно нормально гулять вот так вот вдвоём, я бодро поздоровался с ней. Некоторое время мы шли молча. Я старался придумать тему для разговора, но это у меня никак не получалось, потому что мы виделись днём и, кажется, всё обсудили.

Наконец, я нашёл, что спросить:

— Как ваши «Ромео и Джульетта»?

Не ответив на мой вопрос, Диана вдруг очень тихо спросила: — Как ты думаешь, Артур, он вообще серьёзно ко всему относится?

Можно было поиграть дурачка, сделав вид, что я не понимаю, о чём она говорит. Ответить в духе: «Ну, вообще изначально ему не нравилась эта затея с театром, но потом он вроде втянулся». Но у меня не хватило на это духу, так что после пары минут напряжённого молчания я выдохнул: — Я не знаю, Диана, что ты имеешь в виду под серьёзностью, но мне кажется, что, по Артуровым меркам, всё вполне серьёзно.

— По Артуровым меркам, говоришь? Хм-м. Знать бы эти мерки. Мне вот кажется, что для него это всё не очень важно. Не так важно, как для других.

— Ну, Диана, Артур всегда был немного легкомысленным, ты ведь знала это, когда начала с ним встречаться?

— Знала, да. Но ты думаешь, что он и ко мне легкомысленно относиться?

— Я думаю, нет, Диана, но реально, как он к кому относится, кроме него самого, никто не знает.

— Он любит меня, как ты думаешь? — спросила она совсем тихо, так что я еле разобрал её слова.

— Я не знаю, — с некоторым колебанием ответил я, а потом добавил, — думаю, да.

— Понимаешь, мне кажется, он по-другому ко мне стал относиться после того как… ну… Не важно. В общем, я не чувствую того же, что было раньше, когда мы только познакомились.

Я молчал, не зная, что ответить.

— Ты думаешь, у него есть кто-то ещё? — спросила Диана. Я подумал, что как его друг, наверное, ничего не сказал бы ей, даже если у Артура кто-то и был. Но в данном случае я мог честно ответить, что мне так не кажется.

— Странно. Он мне никогда не говорит, что любит меня. Когда я его спрашиваю, отвечает — а сам первый не говорит. Вот я и не знаю, любит он меня на самом деле или нет.

И тут меня прорвало.

— Понимаешь, Диана, — начал я менторским тоном нашего учителя по истории, рассказывающего о причинах поражения союзников в битве под Аустерлицем, — Артур — очень добрый и нежный человек. Но он закрытый и боится чувств.

Он не просто не хочет их показывать или признаваться в них, потому что боится, что его обидят или обманут, нет. Мне кажется, он просто не всегда даже понимает, что такое чувства.

Тут надо задаваться вопросом, не любит ли он тебя или нет, а умеет ли он вообще любить? Я не смогу тебе на него ответить. Несмотря на то что мы с Артуром близкие друзья, его сердце для меня — такие же потёмки, как и для всех остальных. Кроме того, ты же понимаешь, что Артур при этом мужчина-завоеватель, как бы странно это ни звучало. Для него отношения — не то же самое, что для тебя (и для меня, хотелось мне добавить, но я сдержался). Ты ищешь любовь, что-то длительное и серьёзное, но не факт, что Артуру нужно именно это. Может, он просто ещё не перебесился и не готов к чему-то долговременному и прочному. Мне кажется, надо не плакать, а просто подождать, пока он сам не примет решение, чего он хочет от жизни, и потом уже на это решение как-то влиять. А пока что он не знает, как ему поступить, а если ты будешь давить на него, преследовать его, требовать ответственности, ты этим самым ещё больше оттолкнёшь его от себя.