— ребята очень суеверные. Большинство из них понимает, что эти гадалки и ясновидящие несут какую-то околесицу, но всё равно верят в приметы, а если хоть одно предсказание сбывается, они начинают вспоминать, что им этот человек напредсказывал раньше. У них куча всяких обычаев и традиций. Я много интересного у них узнал. Море — стихия непредсказуемая, слышала, Лиззи?

— Конечно, — согласилась та. — Особенно когда ты командуешь огромным кораблём, который нельзя потопить.

— Я много времени провел в доках, явно больше, чем ты, — живо возразил Джо, — и мне как-то раз довелось поболтать с одним очень большим человеком. Вроде он был из старших судовых офицеров, но не буду врать, потому что не помню.

— Потому что придумал, — поддела его Лиззи.

— Нет, потому что и правда не помню, это было давно, — сказал Джо, — и этот человек сказал мне, что нет непотопляемых кораблей. Море может уничтожить любого, кто ему не понравится. А не нравятся ему те, кто не соблюдает морские законы.

Лиззи молча смотрела в небо. Серое, тяжёлое, оно наваливалось на корабль, словно собираясь обрушиться на него, переломить пополам и увлечь в пучину.

— Вот как, — шепнула Лиззи.

— Он сказал, что в море всегда нужно быть начеку. Тут расслабляться нельзя. Один взгляд не в ту сторону, вздох — и всё, ты покойник, — Джо зажмурился. — Море позволяет по себе ходить, но покорить его невозможно. И оно может быть дружелюбным только к тому, кто не ноет, не дает слабины и понимает, что есть разумный риск.

Лиззи повернула к нему голову. В сознании её вспышкой блеснули канат, перепуганные лица пассажиров, тёмное вечернее небо и спокойное, твёрдое лицо мистера Уайльда.

— Я не такая, — с улыбкой сказала она, — ведь ты видел, что вчера произошло, Джо.

— Если бы ты была обычная девчонка, — возразил тот, — ты заныла бы и упала бы в море. Ты не дождалась бы мистера Уайльда. Да и в руки к нему ты не спрыгнула бы, промахнулась бы.

— Он меня поймал, — возразила Лиззи.

— Но ему не нужно было тебя хватать и вытягивать. Ты сама в него вцепилась, море таких любит. Таких, кто не поддаётся совсем позорной панике и борется, чтобы выжить, — негромко промолвил Джо. — У тебя всё получится, хоть ты и девчонка, Лиззи. Я кучу девчонок повидал, но ты… ты выделяешься. Честно. Поэтому я и захотел с тобой дружить.

— А я захотела с тобой дружить, потому что… — Лиззи умолкла и упавшим голосом закончила: — Потому что я не знаю. Удивительно, но мне кажется, что мы уже давно знакомы. Мне ни с кем не было так спокойно, как с тобой — даже с Мэри. Ты… ты тоже выделяешься, Джо.

— За особенности, — хмыкнул Джо и выставил перед собой кулак.

Приподнявшись на локте, Лиззи захлопала глазами. Джо лежал на спине, повернув в её сторону сжатый кулак, и чего-то ждал с хитроватой усмешкой на губах. Лиззи непонимающе протянула:

— И… что мне делать?

Джо рассмеялся и закатил глаза.

— Стукни своим кулаком по моему.

— Зачем?

— Просто стукни. Не спрашивай, — и он метнул на нее приказывающий взгляд.

— Хорошо…

Лиззи неуклюже ударила костяшками по костяшкам Джо. Тот просиял, словно она совершила некий подвиг, и похлопал её по плечу. Лиззи дёрнулась и мрачно набычилась, Джо же с потрясающим безразличием взлохматил ей волосы.

— Теперь мы с тобой — товарищи, — сказал он важно, — неплохо, но могло бы быть и лучше.

— А я думала, что мы с тобой уже друзья, — недобро заметила Лиззи.

— Товарищ — это лучше друга, как по мне, — ответил Джо, — на товарища можно и в бурю, и в шторм, и перед лицом любой другой опасности положиться без всяких сомнений. Так что не надо тут мне всё переделывать на свой лад, Лиззи, будем товарищами.

— Ты сказал, это не самое лучшее, что могло бы быть, — проницательно подметила Лиззи.

— Ага, — согласился Джо и деловито поднялся, — но ты на такое не согласишься. Ты храбрая, конечно, но это не для девчонок.

Лиззи вскочила и быстрее ветра подлетела к Джо. Обеими руками она вцепилась ему в воротник и как следует встряхнула.

— Что ты хочешь сказать? — агрессивно спросила она. — Что я струшу?

— Я ведь сказал, что нет! — Джо резко стряхнул её руки и отступил на шаг. — Просто такие вещи… девчонки делать не любят. Я вообще не видел, чтобы девчонки на это соглашались.

Лиззи скрестила руки на груди.

— Что означает твоё «на это»?

Джо вздохнул, как будто сдаваясь, и медленно поднял одну руку раскрытой ладонью к Лиззи. Другой рукой он вынул из кармана складной ножичек, и Лиззи ахнула. Тонким острым лезвием Джо невесомо провёл над своей ладонью и ловко, театрально, как бывалый фокусник, зажал ножик между пальцами.

— Вот, — сказал он, — это называется «побрататься на крови». Нужно будет разрезать кожу на ладони и держать руки вот так, — он соединил ладони и потряс ими в воздухе, — и мы станем как брат и сестра и как товарищи одновременно. Но на это не каждый пойдёт.

Лиззи бессознательно провела ребром ладони по руке.

— Чтобы стать товарищами и братом и сестрой, — сказала она, — надо доказать, что всё это по-настоящему.

Джо перевёл на неё испытующий взгляд.

— Я ничего не боюсь, — хвастливо промолвила Лиззи, — но я не хочу, чтобы мы побратались, а потом, когда корабль придёт в Америку, расстались и не увиделись больше.

Джо подошёл к ограждению и свесил голову. Тёмная вода пенилась и бурлила, рассекаемая кораблём.

— Поэтому я и хочу, чтобы мы вечно плыли, — сказал он, — и так никогда и не приплыли туда, куда надо.

Лиззи остановилась рядом с ним и тоже повисла на ограждении. Когда Джо был рядом, её совсем не пугала высота.

— Но ты же знаешь, что рано или поздно всё это закончится, — негромко сказала она, — и рано или поздно мы попадём в Америку. Что тогда?

Джо угрюмо пожал плечами.

— Не знаю. Я пока не думал над этим… прямо как па. Потому что не в моей власти что-либо по-настоящему поменять, понимаешь? Вот я и не хочу думать об этом и портить себе и тебе настроение, пока не пришло время. Наплакаться и наобещать друг другу кучу всего мы ещё успеем вдоволь, как ты сама-то считаешь?

— Ты так говоришь, как будто считаешь, что мы больше никогда не увидимся, — пробормотала Лиззи.

— Если мы сойдём с корабля, ты снова станешь сестричкой гувернантки, а я буду мелким эмигрантом с лысым папашей и младшей сестрой, и с мамой, которая седеет и крючится