– У меня сегодня выходной, – сонным голосом сообщила Басенко. – Если желаете, можем поговорить в кафе, или лучше приезжайте ко мне домой. Не хочу выходить.

– Если вам это удобно.

– Удобно, неудобно, какая разница. Мой адрес…

– Знаю.

Теплые солнечные деньки снова сменились резким похолоданием. На улице шел неприятный густо моросящий дождь, спасибо, что не снег. Не удивительно, что Басенко не хотела высовывать из дому нос.

– Прекрасно выглядите, Ольга Викторовна, – сказал Сыч, проходя в ее квартиру.

Сказал от души. Ольга Викторовна в самом деле выглядела и прекрасно, и свежо, как весна, невзирая на все погодные катаклизмы. Белоснежный, длинный, до пола, махровый халат, пушистые после душа, высушенные феном, расчесанные волосы. Даже успела наложить легкий, едва заметный макияж. Она была недоступной, но притягивала к себе, причем притягивала в самом низменном, физическом плане.

Вешая в прихожей куртку, Сыч понял, что его мысли о хозяйке дома, только что такие упорядоченные и взвешенные, вышли за рамки расследуемого дела и, закусив удила, понеслись как норовистые кони.

– Я еще не завтракала, составите мне компанию? – запросто сказала она, словно давнему знакомому.

Сыч растерялся еще больше.

– Я бы выпил чего-нибудь. В горле пересохло.

– Прекрасно. Вам чаю, кофе, горячего молока?

– Воды, просто воды.

– Воды? Нет, лучше чаю. Проходите на кухню. Чувствуйте себя как дома, я сейчас.

«Теперь понятно, почему Тарас был так к ней привязан, – думал Сыч, провожая ее взглядом в комнату, – только слишком уж она взрослая для него. А вот мне бы была в самый раз».

Майор был женат уже двадцать один год. Его супружеская жизнь давным-давно лишилась следов какого бы то ни было романтического налета и напоминала теперь попытки мирного сосуществования СССР и США времен холодной войны. Особенно это стало заметно после того, как супруга взяла себе за привычку часто обижаться на него по разным пустячным и часто противоречивым поводам. За то, что оставил после себя немытую посуду, или за то, что помыл посуду, но не так, как она, расставил чашки. За то, что постоянно пропадает на работе, или наоборот – за то, что пришел слишком рано и теперь ей надо идти разогревать ужин, когда она хотела в тишине и спокойствии посмотреть свою любимую телепередачу. Обидевшись, она не устраивала скандалы, как в других благополучных семьях, а замыкалась в молчании, которое могло длиться очень долго, до месяца и больше. Со временем Руслана Петровича даже стало устраивать такое положение дел, потому что, когда период молчания все-таки кончался, выяснялось, что разговаривать им в общем-то и не о чем.

Отогнав от себя эти ненужные и далеко не служебные мысли, Сыч сел за обеденный стол и, следуя совету хозяйки, постарался чувствовать себя свободно.

– Надеюсь, вы ко мне домой не Юлия Сергеевича пришли искать? До вас уже искали. Даже пса приводили. Все углы у меня обнюхал, – сказала Ольга, ставя на плиту чайник.

Насмешливый тон, с каким была сказана фраза, задел Сыча. Он разозлился и наконец-то посмотрел на Ольгу уже не как мужчина, а как обычный функционер.

– У Тараскина хватило мозгов убежать из тюрьмы, а значит, хватит для того, чтобы не приходить к вам. Тем более после того, как вы его туда и засадили.

Губы Ольги дрогнули. Громко звякнула брошенная в мойку столовая ложка.

– Во-вторых, домой к себе вы меня сами пригласили, – довольный, закончил Сыч, как ни в чем не бывало.

– Все верно. И уже начинаю об этом жалеть. Вы вообще в каком качестве сюда пришли? Как лицо официальное или как частное?

– Для вас есть разница?

– Есть. Потому что если вы милиционер, то почему вы упрекаете меня в том, что я сообщила про Юлия? Разве вы сами после каждого громкого преступления не кричите на всех углах: просим всех, кто может помочь установить личность преступника, обращаться к нам, исполните свой гражданский долг, и так далее, и тому подобное? Ну вот и помогла. Исполнила. И что?

– А если я бы оказался частным лицом, что тогда?

– Тогда бы я вам сказала, что рада, что он на свободе. Я не знаю, простит ли он меня когда-нибудь, но знаю, что он никогда не будет искать встречи со мной, чтобы как-то отомстить. И если бы я даже знала, где он скрывается, то никогда бы вам этого не сказала.

– То есть вы уже раскаиваетесь в том, что подозреваемый в убийстве человека оказался благодаря вашей помощи в следственном изоляторе?

– Если честно, то я не знаю, что и думать. Возможно, я где-то перемудрила, но тогда я очень испугалась. С одной стороны, на меня сильно давили ваши коллеги. Этот ужасный Голобобов. Свинья и хам, каких поискать. С другой стороны, полная непонятка с самим Юлием. Поймите, совершить убийство – это одно. А вот совершить убийство и испытывать настоятельную потребность тут же рассказать об этом – это уже патология. Как психоаналитик, я постаралась проанализировать его прошлое. Судите сами: на его глазах убили отца. Мамаша и раньше не баловала его особым вниманием, а став вдовой, фактически отказалась от сына. Он рос у чужих людей. Вот на такой благодатной почве и вызревают всякие маньяки-убийцы.

Сыч посмотрел на свои руки.

– Позавчера я застрелил человека, преступника.

Ольга вздрогнула:

– Вы это к чему?

– Не знаю. Может, к тому, что меня тоже воспитывали чужие люди… Ну как, не боитесь и дальше оставаться со мной наедине и угощать меня чаем?

Ольга криво улыбнулась. Этот человек сбивал ее с мысли. Ее, которая сама всегда привыкла дирижировать разговором.

– Предлагаю сменить тему, – заметив ее состояние, сказал Сыч. – Так мы, чего доброго, совсем рассоримся, а ведь я пришел к вам за помощью.

– Чем же я могу вам помочь?

– Скорее Тараскину, чем мне. Как бы вы сами к нему ни относились – как к постоянному сексуальному партнеру или подопытному кролику, – он считал вас своим другом, Ольга Викторовна. Да и я, полагаю, тоже был для него несколько больше чем просто начальником. В этом городе, кроме нас с вами, более близких людей для него нет. И не только в городе. Тараскин в беде, и бросать его я не собираюсь. Это было бы слишком непорядочно.

Ольга с вызовом рассмеялась.

– Что-то не очень вериться в вашу ментовскую порядочность, дорогой Руслан Петрович. Может, когда-то это и было, но только так давно, что и не вспомнить.

Сыч отхлебнул чая. Если это замечание его и задело, то он никак этого не показал.

– Хорошо. Поверьте в мою непорядочность. Считайте, что в этом деле присутствует и мой шкурный интерес. Признание Тараскина убийцей крайне негативно отразится на моей карьере. А я очень люблю свою работу. Такое объяснение вас устроит?

Ольга подумала. Виновато улыбнулась. Попросила не обижаться. Сыч разозлил ее, вот и она его тоже провоцировала. Но теперь они квиты. Уж не думает ли он, что она приглашает к себе домой каждого незнакомца? Да Юлий ей о Руслане Петровиче все уши прожужжал, какой он порядочный и что именно он, Сыч, и сделал Юлия. И о том, что Юлий относился к начальнику если не как к отцу, то как к старшему брату.