— Ты себе льстишь, Яланский, твоя Ангелина тебя сегодня достаточно обкатала, — не смогла придержать язык Сашка. — Так что спи и не хвастайся.

— Проверим? — он легко опрокинул ее на спину и наклонился к самому лицу, но все равно Саша не ощущала того магнетизма, что притягивал ее все это время. А может быть, в ней просто что-то надломилось? И теперь зависимость от Романа не будет такой сильной? Она сама не знала, сокрушаться ей или радоваться.

— Нет, Рома, не стоит, — она легонько провела пальцами по наметившейся щетине, — я не подбираю объедки.

— Ты договоришься, — рыкнул Роман, нависая сверху, а потом накрыл собой, и Саша едва не застонала от забытого чувства тяжести этого мужчины, такого желанного и такого бесконечно далекого. А он снова оплел ее руками и ногами, увлекая на этот раз на себя и пристраивая ее голову себе на грудь.

— Увижу возле тебя Алексея, оторву ему яйца, — проговорил, потягиваясь, — могу даже сам ему сообщить.

— Почему тебе можно, а мне нельзя, Рома? — она едва ворочала языком, веки отяжелели, глаза слипались, и пол уже почему-то перестал казаться твердым.

— Потому что ты моя, моя при любом раскладе. А я не твой. Вот поэтому, Сашка. Как сделать меня своим, ты знаешь, а теперь спи, — он подтянул ее выше, чмокнул в макушку, она положила ему руку на живот и уплыла в сон.

Сашка проснулась первой от того, что болело все тело, все-таки, пол не кровать, спать на нем, если не гости и не война, довольно странно. Ко всему прочему, она была плотно припечатана спиной к Яланскому, одна его рука держала ее за талию, а вторая лежала у нее на груди. Да уж, если он проснется в такой позе, то у Сашки женатый любовник появится в ту же секунду. Это вчера он отстрелялся, а сегодня наверняка снова в полной боевой готовности.

Она осторожно выползла из его рук, а потом без лишних церемоний пихнула в бок:

— Яланский, открой дверь, я хочу в туалет. И дети сейчас к тебе придут, еще расплачутся, вчера был целый вечер плача.

Роман вскочил, моргая и оглядываясь, наверняка не мог сходу сообразить, где они и что делают на полу гардеробной, но при напоминании о детях тут же достал ключ и отпер дверь. Саша первым делом понеслась в детскую и остановилась на пороге, держась за косяк. Даша и Илья лежали вместе, Дашка обнимала мальчика, а тот вцепился в ее пижаму и так и спал, крепко сжав кулачки.

— Они к тебе ходили, — обернулась Саша к Роману, что из-за ее плеча растерянно разглядывал спящую малышню, — тебя не нашли. Илюшка испугался и разревелся, а Дашка его утешала. Ну почему ты такой баран, Яланский? — она подошла к кровати и погладила светлые вихры Светлячка, а потом густые волосы дочки.

Роман ничего не сказал, обошел Сашу и осторожно улегся с Дашкиной стороны, подсовывая одну руку под обоих детей, а второй накрывая их сверху. Детские кровати были меньше, и Сашке снова вспомнилась кукла Барби в коробке.

— Смотри кровать не сломай, — сказала она, но тот уже спал и ее не слышал, видно, ему тоже было не слишком удобно в гардеробной на полу.

Было шесть утра, слишком рано, чтобы будить детей, пусть еще спят, и Саша направилась в душ. А потом вышла на улицу с чашкой кофе и слушала, как стараются для нее птицы, какие выводят рулады, особенно выделялась одна птичка. Она так разошлась прямо над беседкой, что Сашка долго вглядывалась в листву и даже попробовала влезть на беседку в надежде рассмотреть певичку.

Ей очень нравилось жить за городом, тишина, воздух такой чистый, насыщенный и густой, что казалось, она даже видит этот воздух и может потрогать руками. Может, и правда никуда не уезжать, а выгнать Яланского? Ее дом, точнее земля, она может делать здесь, что хочет.

Но тут же перед глазами встали детские головки, лежащие на мускулистой руке Романа, такие маленькие по сравнению с ним. Он им нужен, дочке нужен, и ей самой нужен, хоть при воспоминании об Ангелине по-прежнему захлестывала обида. Вот только Сашке показалось, или сегодня ощущения были глуше? Все же, Роман расстался с Ангелиной, и та напилась с горя… А в Сашку наоборот, вцепился как клещ, и не отпускает. Конечно, Саша понимала, что если захочет уйти, Роман никак не сможет ей помешать, но в том то все и дело, что ей не хотелось…

Дети за завтраком и не вспомнили о своем утреннем путешествии, тем более, что с утра отец оказался под боком, и это вызвало бурю счастья и радости. Саша спустилась в гараж, не глядя на Романа, хоть он поблагодарил за завтрак чуть ли не с десяток раз. Пожалуй, не станет она отдавать Уваровой свою Белоснежку, пускай та в другом месте себе заработает на внедорожник.

— Саша, не спеши, я первый, — напомнил Роман, забираясь за руль, но та лишь хмыкнула. Достал уже изображать заботливость, командир, и все же послушно выехала следом. А уже на трассе зазвонил мобильник:

— Сашка, включи Люкс-ФМ, там для тебя песня, — голос Яланского звучал подозрительно серьезно. Включила и сморщила нос — терпеть не могла такие песни и эту группу, попса попсой. Но тут услышала то, из-за чего Роман ей позвонил:

«Может, ты его простишь…

К черту эту гордость, ты забудь про скромность, ведь в его объятьях все можно, все можно

К черту эту гордость, то любовь, то слезы, ну почему у женщин все сложно, так сложно?

К черту гордость…»*

А и правда, к черту… Сначала она барабанила пальцами по рулю в такт музыке, а потом мигнула поворотником и пошла на обгон. Яланский не ожидал такого маневра, поэтому не успел перегородить путь, а теперь безуспешно пытался обогнать ее, беспрестанно сигналя.

Сто тридцать, сто сорок, сто пятьдесят… Она упрямо давила на газ.

«К черту эту гордость… Ведь в его объятьях все можно, все можно…»

Сто восемьдесят. Роман сзади давил на клаксон, тот завывал сиреной, телефон звенел, не умолкая, кажется, Роман еще что-то кричал, высунувшись в окно.

«К черту гордость…»

Вдали показался населенный пункт, Сашка словно опомнилась и начала сбрасывать скорость, сирена сзади выла, не переставая.

Она его заметила издалека, крошечный беззащитный комочек, выбравшийся на трассу — наверняка кто-то занес в надежде, что проезжающие машины быстро избавят от ненужных хлопот. И Сашка, не задумываясь, вдавила педаль тормоза.

Шины немилосердно визжали и дрались об асфальт, в какой-то момент ей показалось, что задние колеса поднялись в воздух. «Мамочки, я сейчас перевернусь…». Но машина устояла, зато Сашка сама качнулась и ударилась головой.

До отказа выжимая тормоз, она свернула на обочину, и даже когда машина полностью остановилась, продолжала давить на педаль. С таким же визгливым звуком на обочину въехал черный БМВ, распахнулась дверь, и перед ней предстал Яланский пепельно-серого цвета.

— Идиотка, ненормальная, ты что творишь? Ты ребенка сиротой сделать решила? — он говорил хрипло и отрывисто, опираясь рукой о сиденье.