Дети как чувствовали ее настроение, капризничали, даже Дашка, которая вообще не отличалась плаксивостью, они оба как будто сговорились довести Сашу до точки кипения. А потом еще вспомнили, что Роман обещал сегодня вернуться и прокатиться к озеру, ей с трудом удалось успокоить разошедшуюся малышню.

Пересказав все сказки, перепев все песни, — даже последние шлягеры вспомнила! — она, наконец, уложила детей, но уходить из детской не хотелось. Саша осторожно подвинула дочку и легла рядом, прижавшись к ее головке и вдыхая родной запах.

Роман никогда не принадлежал Саше и не будет принадлежать — жена, любовница, другие женщины, которых, судя по доходившим до нее сплетням, вокруг него было полно, она не собирается брать номерок и терпеливо дожидаться своей очереди. А ее девочка всегда будет с ней, что бы ни случилось, жили как-то без Яланского и дальше проживут.

Она незаметно уснула, а затем проснулась он неясного шума, поднялась и выглянула в коридор. Шум шел снизу, Саша подошла к лестнице и увидела, как по холлу неуверенно ступает Ангелина, а ее безуспешно пытается остановить охранник, причем Романа нигде видно не было. Увидев Сашку, Ангелина оторопела, остановилась на миг, оттолкнула охранника и поднялась по ступеням.

— Зачем ты вошла?  — раздался за спиной у Сашки голос Романа, но она даже оборачиваться не стала. — Я сказал тебе сидеть в машине.

— Ну что ты, Ромочка, если бы я осталась в машине, я не узнала бы, кто у тебя живет!  — только теперь Саша увидела, что Ангелина была не совсем трезвой, точнее, пьяной в усмерть. Она неустойчиво держалась на ногах и все время хваталась за перила. И тогда Саша обернулась.

— Роман Станиславович, здесь спят дети. Ваша знакомая слишком шумно себя ведет, потрудитесь убрать ее из моего дома, иначе вам придется убраться вслед за ней, — и получила редкое удовольствие, увидев, как охренел Яланский.

— Рома, что она себе позволяет?  — презрительно скривила губы Ангелина.  — Кто она такая?

— Я хозяйка этого дома,  — ответила Сашка, в полном смысле слова глядя на Уварову свысока, поскольку стояла на несколько ступенек выше, — и если вы немедленно не покинете его, я вызову полицию.

Роман находился в совершеннейшем ступоре, но когда Саша повернулась, чтобы уйти к себе, она с изумлением поймала его взгляд, в котором плескалось… восхищение? Одобрение? Она не знала, что и думать, но одно было ясно точно, Роману понравилось, что Сашка выставила из его собственного дома его любовницу. Он точно больной. Или извращенец.

Роман взял Ангелину за локти и повел вниз. Сашка не стала дальше рассуждать, нашла папку с документами, разорвала каждый на аккуратные клочки, сложила обратно и подсунула Яланскому под дверь спальни. А сама направилась в гардеробную собирать вещи.

Саша складывала вещи в большой чемодан, разложенный посреди гардеробной. Она старалась ни о чем не думать, просто отфутболивала все мысли, несмело забиравшиеся в голову, особенно если эти мысли были о Яланском. Нечего ему теперь делать ни у нее в голове, ни в душе, ни тем более в сердце. Но стоило представить, что она навсегда покинет этот дом, внутрь заползал холодок и сворачивался клубком, а под сердцем появлялась тянущая, ноющая боль.

Не будет ни совместных завтраков, ни детских визгов у бассейна, ни ласкающих взглядов, ни поездок в город «след в след» за большим черным автомобилем, ни случайных касаний, от которых внутри зажигаются невидимые огоньки… «Какой же ты все-таки гад, Роман Яланский!»

Сейчас она сложит вещи, а игрушки соберет потом, будить ребенка среди ночи все равно никто не станет, а с утра можно будет вызвать такси, в крайнем случае, позвонить Анне, чтобы за ними прислал машину Андрей. А на ее икс-седьмой пускай ездит Уварова, она наверняка уже успела отработать существенную часть в отличие от Сашки. Может, колесо, а может, даже два, эта парочка сегодня  целый день провела вместе. Ну да, по Роману давно было видно, что он на взводе, Сашка держала глухую оборону, с чего ему отказываться от секса с такой шикарной красоткой?

Внутри снова болезненно заныло, перед глазами промелькнули кадры, которые Саша видела с открытия. Там Роман так явно западал на Ангелину, что Сашка чувствовала реальную физическую боль, она никогда не думала, что ревность может так сжигать изнутри. Напалм настоящий, а не ревность. Ей казалось, если она уедет, то и чувство это исчезнет, и с каким-то остервенением продолжала бросать в чемодан одежду.

— Ты никуда не поедешь, — послышалось негромкое, запястья зажали сухие жесткие ладони, крышка чемодана захлопнулась. Похоже, ее не очень аккуратно поддели ногой.

— Ты меня не удержишь, Рома, лучше отпусти,  — Сашка старалась, чтобы голос звучал ровно, без срывающихся в истерику ноток, но держаться становилось все труднее.

— Удержу, — он осторожно свел запястья у Сашкиного подбородка, и она оказалась в кольце рук, прижатая спиной к Роману.

— Послушай, я разорвала все писульки твоего нотариуса, разгребайся сам со своей женой, со своей любовницей, я забираю дочь и уезжаю, не сейчас, так завтра. И не останусь в доме, куда ты водишь своих баб.

— Я не приводил ее, Саша. Я оставил Ангелу в машине, а сам зашел за обезболивающим, она попросила. Ты видела, она выпила больше, чем надо, и я собирался отвезти ее домой, Ангела живет в соседнем поселке.

— Скажи сразу, за презервативами, — Сашка попыталась отпихнуть его задом, но получилось немного не так, как планировалось, и в результате она оказалась прижата еще плотнее.

— Мы не пользовались презервативами, если тебе это интересно, Ангела предпочитала таблетки,  — он рассказывал так, будто они ходили на выставку современной живописи. Сашка чуть не захлебнулась от возмущения:

— Да мне наплевать, чем вы с ней пользовались, Яланский, ты в своем уме?

— Тебе не плевать, Саша, не ври, ты ревнуешь, и мне интересно, почему?  — он говорил спокойно, но при этом продолжал крепко держать Сашку в кольце рук. Может ей его укусить?

— Она чуть не разбудила детей!

— Она пьяная, Саша, тем более я запретил ее впускать. Или тебе хотелось, чтобы я вышвырнул Ангелу за порог? Или приказал охране это сделать? Мы сегодня расстались, она много выпила, я и так чувствую себя виноватым, или я должен был бросить ее на улице, пусть добирается домой как хочет? Ты прости, но я так не обращаюсь с женщинами, даже с бывшими любовницами. И даже в угоду тебе.

— Я сейчас начну плакать, Яланский, от того, какой ты добрый. Но мне в самом деле начхать, как доберется домой твоя любовница, пусть хоть замерзнет в сугробе. Что я сказала смешного?

— Лето, Сашка, какие сугробы? Мне смешно, как ты злишься, — он спрятал лицо в ее волосах, а она мечтала извернуться, чтобы достать коленкой до его паха. — А то, что ты разорвала документы, ничего не значит, у меня и у нотариуса есть дубликаты, так что никуда ты от меня не денешься.

Она все-таки вывернулась и засадила коленкой, но не попала, метнулась к двери, однако Роман оказался проворнее, закрыл дверь ключом, а ключ спрятал в кармане джинсов.